Олег Рой - Украденное счастье

Зигмунд шевелил пальцами, будто перелистывал книги, и в его речи то и дело всплывали эпитеты, более уместные в кулинарии: аппетитно, приправа, разносол, пережаренный текст, шампуры… Он словно говорил не о романах и повестях, а готовил еду – приперчивал, мариновал, тушил, доводил до кондиции. Он так вкусно рассказывал, что книгу хотелось съесть, во всяком случае, попробовать.

Фляйшман немного пренебрежительно сравнивал Джеймса Джойса и его роман «Улисс» со щепоткой корицы, а роман «Повелитель мух» Уильяма Голдинга – с недоваренным картофелем, который нужно было бы сдобрить укропом и добавить туда немного сливочного масла, а затем посыпать красным перцем.

Но, что самое интересное, никогда во время таких встреч друзья не разговаривали ни о работе, ни о личных делах, ни о женщинах. Для подобных бесед существовали каждодневные будни. А эти, почти праздничные дни было негласно решено посвятить возвышенному.

Искусство, в особенности живопись, тоже было излюбленной темой бесед на посиделках. Но тут, как не без гордости мог признаться себе Орелли, редко кто мог сравниться с ним в области знания изобразительного искусства, и если интересом к кулинарии Анрэ заразил Зигмунд, то с коллекционированием картин вышло наоборот – именно Орелли увлек друга своей давней страстью. Зигмунд и раньше неплохо разбирался в живописи, но под влиянием Анрэ его интерес разгорелся с новой силой, и он увлеченно принялся собирать работы современных художников. Результатом стала неплохая коллекция, которая несколько раз выставлялась в местном художественном музее. Но все-таки лидировал всегда именно Орелли. У него давно сформировались свои пристрастия, существовали любимые картины, сюжеты и направления. Например, ему очень нравились примитивисты, он просто с ума сходил от полотен Анри Руссо. Анрэ часто говорил, что муза, вдохновляющая поэта, в состоянии вдохновить и банкира. Именно по примеру Руссо, чьи работы он увидел еще в детстве, Анрэ и начал в свое время рисовать. Как и знаменитый французский художник, он делал это чересчур примитивно, упрощая формы, меняя пропорции, но всегда старался выписывать на рисунках каждую веточку, листочек, лепесток цветка, камешки или кирпичики, из которых построены дома. Позднее, под влиянием матери и учителей, он овладел и другими стилями, но тяга к письму Руссо сохранилась в нем навсегда. Анрэ был твердо убежден, что примитивизм, как никакое другое направление, способен выразить дух времени, и никто из оппонентов в искусствоведческих спорах ни разу не смог переубедить его.

Возможно, именно поэтому второй, после Руссо, любовью швейцарского банкира стали современные советские художники. Почти случайно познакомившись с их творчеством, он сделался горячим поклонником русской школы примитивизма. Правда, это случилось значительно позже.

В начале восьмидесятых годов Анрэ Орелли попал по делам в Россию, точнее, тогда еще Советский Союз. Один из клиентов банка, польский эмигрант Михель Гавликовский, сделал ему рисковое, но довольно заманчивое предложение. С точки зрения бизнеса план был чистой воды авантюрой и, вероятнее всего, абсолютно пустой затеей. Однако, если бы задуманное удалось, это могло бы быть чрезвычайно полезно для «Лугано-Прайвит-банка». Решив, что даже один шанс из ста не стоит упускать, Орелли согласился на поездку. И, разумеется, мотивом принятия такого решения были не только возможные успехи в бизнесе. В душе Анрэ все еще жила тайная надежда встретиться с Наташей, хотя в то время были и жена, и обожаемая дочь. У Орелли был ее ленинградский адрес – проспект Обуховской Обороны. И ничто, как казалось, не мешало ему разыскать свою бывшую возлюбленную. Конечно, прошло двадцать с лишком лет, она изменилась и наверняка уже мало была похожа на тоненькую темноглазую девушку в сиреневом свитере, с летящими по ветру волосами… Но даже подобные мысли ничуть не умаляли его желания вновь ее увидеть.

Увы, свершиться этому было не суждено, разыскать Наташу не удалось. Дома, указанного в обратном адресе на открытках, больше не существовало, вернее, он был, но выглядел совсем новым, построенным максимум лет десять назад. Старое здание давно снесли, куда переехали бывшие жильцы, было неизвестно. Анрэ попытался вести розыск официальным путем и вынужден был преодолеть множество препятствий, объясняя, кто эта женщина и зачем ему нужна. Но после долгой волокиты и нервотрепки выяснилось, что ни Наталья (с мягким знаком!) Алье, ни Наталья Горчакова интересующего его года рождения в Ленинграде не проживают. Вероятно, она вышла замуж и сменила фамилию, не исключено, что и переехала в другой город. Словом, следы обрывались, и единственное, что удалось узнать, – Ольга Петровна действительно умерла в 1959 году.