Олег Рой - Эдельвейсы для Евы

«Мерс» отчалил от своей стоянки, и я привычно пристроился у него в хвосте. Время было уже позднее, и поток машин заметно поредел, однако сказать, что дорога опустела, было никак нельзя. Мне это было на руку – я не бросался в глаза, но и не терял Добрякова в толпе.

Надежды мои не оправдались – Толстяк, похоже, ехал домой. Во всяком случае, направлялся он точно в сторону Химок. Сначала он вел машину вполне прилично, но чем дальше мы отъезжали от центра и чем меньше автомобилей становилось вокруг, тем больше он расслаблялся. «Мерс» стал вилять, разок выскочил на встречную полосу и все чаще игнорировал красный свет светофоров.

Вот очередной светофор издалека замигал нам зеленым, предупреждая, что путь скоро будет закрыт. Перекресток был далеко, но Добряков даже не сбавил скорость своего «мерина». Вокруг вроде бы было пусто, и он, видимо, решил проскочить. «Мерседес» уже пересекал перекресток, игнорируя красный огонь, как вдруг сбоку, как из-под земли, вылетела «Газель». Раздался такой ужасающий грохот и лязг, что я инстинктивно зажмурился, машинально ударив по тормозам. А когда открыл глаза, то увидел, что серебристый красавец «Мерседес» отлетел в сторону и со всего размаха врезался в столб. Я не первый день за рулем, видал аварии и пострашнее, но и тут зрелище было не из приятных. Вся передняя часть машины была смята буквально в лепешку.

Я выскочил из своего автомобиля, не зная, куда бежать сначала – к «мерсу» или к «Газели». Грузовичок вроде пострадал меньше – у него оказались разбита фара да изрядно помят радиатор. Дверь «Газели» отворилась, и из нее медленно выбрался водитель – совсем молодой парень, почти пацан. Он был бледен и страшно перепуган, но, к счастью, жив и на вид цел. Он хотел что-то сказать, показывая рукой на «Мерседес», и не мог выдавить из себя ни слова, так его трясло.

– Батюшки, да что же это такое делается, ужас-то какой! – услышал я за спиной женский голос. Из остановившейся сразу за мной старенькой «шестерки» выскочила невысокая полная женщина лет шестидесяти и подбежала к нам.

– Я не… не… он… сам… – бормотал парнишка. Женщина обняла его и прижала к себе:

– Успокойся, сынок, успокойся… Ты ни в чем не виноват. Это он на красный свет ехал, оглашенный… Мы все видели, вот с… – Она обернулась ко мне: – Как тебя зовут?

– Гера, – отвечал я.

– Ну, вот я и говорю… Мы с Герой все видели, все милиции расскажем, как что было… Ты сам-то в порядке? Руки-ноги целы? Голова не болит? Ну, вот и славно… А ты, Гера, чего застыл, как Лотова жена? Вызывай скорее неотложку, может, он там жив еще? – Она кивнула на остатки «Мерседеса». – И в милицию тоже звони. Я сама бы позвонила, но у моего сотового только что батарейка разрядилась…

До приезда «Скорой» и гаишников мы с ней успели кое-как привести парня в чувство и поверхностно исследовать «мерс». Но водитель не подавал никаких признаков жизни. Открыть дверь и вытащить его тоже оказалось невозможно.

Да, не ожидал я, что сегодняшний вечер закончится именно так! Впрочем, Толстяк, наверное, тоже не ожидал, что его жизнь оборвется таким вот плачевным образом… Прибывшие на место происшествия врачи и милиционеры подтвердили, что Добряков Михаил Борисович, 1949 года рождения, уроженец подмосковного города Дмитрова, скончался на месте от полученных в результате аварии травм, несовместимых с жизнью. За рулем он находился в состоянии алкогольного опьянения, грубо нарушал правила дорожного движения, и, судя по свидетельствам очевидцев, дорожно-транспортное происшествие случилось по его вине.

Все это разбирательство заняло довольно много времени. Я как раз подписывал последний протокол, когда в кармане заверещал мобильник.

– Алло, Пистолет, это я!

– Да, Семушка, привет!

– Слушай, ну ты сможешь нас отвезти? Если нет, то так и скажи, мы такси возьмем. Без обид.

Черт, я же обещал отвезти их с семьей в аэропорт! Совсем из головы вон из-за всех этих дел…

– Конечно, старик, какие проблемы? Сейчас буду.

Так что в ту ночь мне пришлось проехать мимо Химок еще дважды – когда вез Семушку с женой и двумя детишками в «Шереметьево» и обратно. Откуда у меня на все это силы взялись – ума не приложу!

После просмотра второй кассеты и спешного отъезда Германа Виктория опять прилегла и снова попыталась уснуть, но у нее ничего не вышло. В окно светило радостное майское солнце, и на душе у нее тоже было светло. Шесть дней, проведенных в разлуке с Игорем (пока она ездила на Украину, он навестил мать в деревне под Санкт-Петербургом), показались вечностью. Но сегодня он уже возвращался – а это значило, что вечером, ну, в крайнем случае завтра днем они обязательно увидятся. И Вика была счастлива. Она верила, что и у Германа тоже все будет хорошо – он съездит в Германию, получит наследство, отдаст деньги и снова обретет дочь. И тогда оба они – и брат и сестра обретут то, к чему сейчас стремятся. «Герман будет с дочкой, а я буду с Игорем! – сказала она себе. – Так должно быть по справедливости. Мы оба заслужили счастье».