Александр Терехов - Каменный мост

– Что больше всего ценила в мужчинах?

– Получается, что талант, – с ноткой разочарования протянул он.

– Помните Мезенцова?

– Какую-то синюю рубашку.

– Оля знала, что у Мезенцова возникли какие-то отношения с ее лучшей подругой?

– Она узнала, что… у них…

– Вас прозвали Лямун? Он довольно рассмеялся:

– Сашка Холмянский придумал, когда я съездил на стажировку в Египет… Мы прожили год. Срывались и ехали в Таллин, в Киев! – причем…

– Ночью сбежали из пансионата на Клязьме, – подсказал я.

– Да! – Шли дальше, и он улыбался.

– Быстро прошло время?

– Быстро прошла жизнь.

– Почему Оля так поступила с вами?

– Я просто сам – с таким напором… Она мне так понравилась, провожал ее каждый день, заходил… Ираида предупредила: я через месяц уезжаю, поэтому, если хотите расписываться, давайте сейчас. Мы с Олей переглянулись: давай! Свадьбы играли две – партия Петра Петровича праздновала в «Праге», а не в «Пекине», как вам сказали… Партия Ираиды отмечала дома. Оля сама понимала, что это ненадолго, – сказал он мимоходом, словно проходя мимо заборной доски, ничем не отличимой от соседних. – Писала мне в Африку. Веселые письма! «Села играть в карты с трехлетним клопом, а он уже мухлюет!»

– Когда она подружилась с Р-овым? Он усмехнулся моему «подружилась»:

– Когда я уехал в Африку, все и началось.

– И при этом вы вспоминаете ее с теплотой. – Я не мог сказать «ты ее любишь».

– В аэропорту меня встретила Ираида на черной «Волге», привезла мою мать и прямо в машине сказала, почему Оля не приехала ко мне в Африку. И что теперь Оля хочет развестись, надо завтра же встретиться на квартире у бабушки, у Муцы, – чеканил он, подлинно донося беспощадно-железную интонацию. – И все решить. – У меня вдруг сделались ватными ноги, и я заново оглядел клиента – память о девушке, умершей тридцать лет назад, – все, чем он жил, цена его жизни, Ираида умела его отлучить, потому что сама короновала, вот почему он так ее боится. – На встрече Оля как-то весело и просто все объяснила. Как-то очень достойно.

– И вы ее простили. Овсяников подумал сперва:

– Простил, когда так получилось… Когда… она умерла.

– Оля общалась с бабушкой – Анастасией Владимировной?

– Наверное. У Петровой, помню, какие-то веера, платья из Японии.

– Из Китая.

– Ее портреты маслом. Еще помню: Оля танцует, а Петрова смотрит. Величавая старуха. Типа Гоголевой, Пашенной.

– Вы слышали: Петрова любила человека по фамилии Уманский?

– Нет.

– А еще была такая история: на Большом Каменном мосту мальчик застрелил девочку и сам застрелился…

– Ничего не слышал. Видите? Вон старуха переходит дорогу?

Я напрягся: откуда у нас общие знакомые? Высокая, согбенная, короткие, седые…

– Вот такая была баба Настя. И здесь – без надежды…

– Вас подвезти?

– Нет-нет, я до метро. Надо пройтись. Подумать.

О чем ты будешь думать сейчас? Уже пожимая руку, мне захотелось вытащить его оттуда, из морока, отрезвить:

– Но у вас, потом… как-то сложилось?.. Появилась семья?

– Да. Да, – он счастливо и перекошенно улыбнулся, запрокинув голову, удивленно пробормотал: – И дочка больше похожа на Олю, чем на меня.

Я почуял: ничем ему не помогу. Или он мне уже ничем не поможет.

Последний раз в жизни я увидел Лямуна из окна такси – переводчик, ветеран арабо-израильской войны, рыцарь в нелепой защитной рубашке, пересидевший соперников над могилой, раб, шел мимо торцов пятиэтажек через дорогу от «Мострансагентства» в сторону метро «Улица 1905 года» – время его не видело, а мне предстояло доказать его несуществование; я передернулся от растекшегося по спине озноба и подумал о другом, отгоняя страх, – еще есть Р-ов, про «дальше», «если» и «потом» я не думал – я на службе; таксист вслушался в радио и презрительно хмыкнул:

– Во дебилы! Все сводят ко второй чакре! Я переплатил ему полтинник.

Соседи шевелились, приходилось ждать, я попросил поменьше света, и каждый расположился в своем углу.

– Сейчас я тебя покормлю.

– Я не буду.

– Ты где-то ел? – В смысле: «Тебя кто-то кормит?»

– Нет.

– Тебе постелить?

– Все равно не засну. Освободится кухня, пойду посмотрю, нет ли чего нового в Интернете по теме.

– Опять плохое настроение? Не скажешь, почему?

– Ничего нового.

– Я звонила. У тебя был отключен телефон, с половины первого. Я думала, в метро едешь. Потом думала: деньги кончились. Положила тебе деньги. Но до шести «вне зоны доступа», – она вопросительно замолчала, моя очередь, я молчал, сейчас Мария показалась мне заплаканной. – Я узнала: Р-ов на два дня приедет в Москву. Пятого февраля у него концерт в БКЗ – Большом зале консерватории. Можно брать.