Сью Кид - Тайная жизнь пчел

— Нет, я и представить себе такого не могла, — сказала Августа. — И я не уверена, что могу представить это. — Она сцепила руки и положила их себе на колени. — Я пыталась что-то выяснить. Я позвонила опять, и ответил Терренс Рэй, но он не захотел говорить об этом. Он лишь хотел знать, кто я такая. Я даже позвонила в отделение полиции Силвана, но они тоже отказались дать мне информацию, сказав только, что это был несчастный случай. Так что все эти годы я ничего не знала.

Мы сидели в молчании. Дождь почти прекратился, оставив нас в тишине, наедине с безлунным небом.

— Пойдем, — сказала Августа. — Уложим тебя спать.

Мы шли сквозь ночь, и стрекот кузнечиков, объединившись с постукиванием капель по зонту, выбивали те кошмарные ритмы, которые всегда возникают, когда слабеет твоя защита. Тебя бросили, выстукивали они. Бросили. Бросили.

Знание может быть истинным проклятием. Я обменяла груз лжи на груз правды и не знала, который из них был тяжелее. Для чего нужно больше силы? Впрочем, это был нелепый вопрос, поскольку, как только ты узнал правду, ты уже не можешь вернуться назад и поднять свой чемодан с ложью. Тяжелее или нет, но правда теперь всегда с тобой.

В медовом домике Августа подождала, пока я заберусь под простыню, а затем нагнулась и поцеловала меня в лоб.

— Каждый человек на свете делает ошибки. Лили. Без исключений. Это так по-человечески. Твоя мама сделала ужасную ошибку, но она пыталась ее исправить.

— Спокойной ночи, — сказала я, переворачиваясь на бок.

— В мире нет ничего совершенного, — сказала Августа от дверей. — Есть только жизнь.

Жара скапливалась в углублениях локтей, в нежных местах под коленками. Лежа поверх простыней, я дотронулась до своих век. Я так много плакала, что они были распухшими и полузакрытыми. Если бы не мои веки, я бы не смогла поверить тому, что только что происходило между мной и Августой.

С тех пор, как Августа вышла, я не двигалась, а лишь лежала, глядя на стену, на полчища ночных букашек, которые появляются и начинают сновать туда-сюда, как только решают, что ты уже спишь. Когда мне надоело на них смотреть, я положила руку себе на глаза и сказала: Спи, Лили. Пожалуйста, просто усни Но это, конечно же, было невозможно.

Я села, чувствуя себя так, словно мое тело весит двести фунтов. Меня угнетала эта тяжесть.

Не раз, глядя на стенку, я вспоминала о Нашей Леди. Мне хотелось поговорить с ней, спросить: Что же дальше? Но когда я видела ее чуть раньше, только войдя с Августой в медовый домик, было непохоже, что она сможет сейчас кому-нибудь помочь — связанная, обмотанная цепями. Хочется, чтобы та, кому ты молишься, хотя бы выглядела сильной.

Я с трудом встала и отправилась на нее взглянуть. Я решила, что даже Мария не обязана постоянно быть в силе. Все, что мне от нее хотелось, это чтобы она меня поняла. Мне нужен был кто-то, кто сможет глубоко вздохнуть и сказать: Бедняжка. Я знаю, что ты чувствуешь.

Мне тут же ударил в нос запах цепей, их густой, ржавый аромат. У меня возникло побуждение развязать Марию, но это, конечно, разрушило бы Августе и Дочерям всю их инсценировку.

В ногах Марии мерцала красная свечка. Я опустилась на пол и села перед ней, скрестив ноги. Снаружи доносился шум ветра, и его монотонный голос вернул меня в давние времена, когда я просыпалась ночью от такого же звука, и, затуманенная сном, воображала, что это была моя мама, поющая о своей бездонной любви. Однажды я влетела в комнату Т. Рэя, крича, что мама стоит у меня за окном. Он произнес только три слова: «Собачья чушь. Лили».

И вот он оказался прав. Не было никакого голоса среди деревьев. Не было мамы за окном. Не было бездонной любви.

Но самым ужасным, действительно ужасным, была злость, поселившаяся во мне. Она возникла на веранде, когда выдуманная мною история мамы оказалась совершенно несостоятельной, и земля ушла у меня из-под ног. Я вовсе не хотела злиться. Я говорила себе: Ты не злишься. У тебя нет никакого права злиться. То, что ты сделала своей маме, намного хуже того, что она сделала тебе. Но невозможно отвернуться от злости. Ты или зол, или нет.

Злость меня распирала. Еще минута, и я уже не смогла дышать из-за нее.

Я поднялась на ноги и двинулась в темноту. На столе полдюжины банок меда «Черная Мадонна» ожидали, пока Зак доставит их кому-нибудь — может, Клейтону, или в универсальный магазин Фрогмора Стю, или в бакалейную лавку, а может, в «Божественные Деяния» — салон красоты для цветных.