Сью Кид - Тайная жизнь пчел

Я уже начала думать, что произошло какое-то чудо и она внезапно излечилась.

— Ты в порядке? — спросила Августа, поднимаясь на ноги.

Мая не отвечала.

— Мая, — сказала Августа.

Я даже улыбнулась Розалин, кивнув ей, как бы говоря: Гляди-ка, как спокойно она это восприняла.

Августа, однако же, выключила телевизор и, нахмурившись, смотрела на Маю.

Мая стояла, склонив голову набок и упершись взглядом в висящую на стене вышитую картину, изображающую скворечник. До меня вдруг дошло, что на самом деле она не видит картину. Она глядела сквозь нее.

Августа подошла к Мае.

— Ответь мне. Ты в порядке?

В тишине я услышала, что дыхание Маи стало громким и отрывистым. Она попятилась назад, пока не уперлась в стену. Затем беззвучно сползла на пол.

Я не знаю, когда до нас дошло, что Мая пребывает в некоем недосягаемом месте внутри самой себя. Даже Августа с Июной не поняли этого сразу. Они звали ее по имени, словно бы она просто их не слышала.

Розалин наклонилась над Маей и громко говорила, пытаясь к ней достучаться:

— С Заком все будет в порядке. Тебе незачем волноваться. В среду мистер Форрест вытащит его из тюрьмы.

Мая глядела прямо перед собой, словно бы Розалин там не было вовсе.

— Что с ней? — спросила Июна, и в ее голосе зазвучали панические нотки. — Я никогда ее такой не видела.

Мая была и здесь и не здесь. Ее руки безвольно лежали на коленях ладонями вверх. Никаких рыданий в подол платья. Никаких раскачиваний взад-вперед. Никакого дерганья самой себя за косички. Она была такой тихой, такой необычной.

Я стала смотреть в потолок. Я просто не могла этого видеть.

Августа сходила на кухню и вернулась с полотенцем, наполненным льдом. Она притянула к себе Маю, так что ее голова оказалась на Августином плече, и посидела так с минуту, а затем подняла лицо своей сестры и стала прижимать полотенце к ее лбу, вискам и шее. Некоторое время она продолжала это делать, а затем отложила полотенце и принялась хлопать Маю потцекам.

Мая пару раз моргнула и посмотрела на Августу. Она смотрела на нас, сгрудившихся над ней, словно бы возвращалась из далекого путешествия.

— Тебе лучше? — спросила Августа. Мая кивнула.

— Мне уже лучше, — сказала она безо всякого выражения.

— Ну, раз ты можешь говорить, значит, так и есть, — сказала Июна. — Пойдем, примешь ванну.

— Я схожу к стене, — сказала Мая. Июна замотала головой.

— Уже темно.

— Я ненадолго, — сказала Мая. Она прошла на кухню, и мы все проследовали за ней. Она выдвинула ящик комода, взяла фонарик, блокнот, огрызок карандаша и вышла на крыльцо. Я представила, как она пишет: «Зак в тюрьме» — и запихивает это в щель между камней.

Я подумала, что следовало бы поблагодарить в отдельности каждый из камней, за все то человеческое горе, которое они на себя приняли. Нужно поцеловать их одного за другим, и сказать: Простите нас, но Мае необходимо вверять свое горе чему-то твердому и надежному, и она выбрала вас. Да будут благословенны ваши каменные сердца.

— Я пойду с тобой, — сказала Августа.

Мая повернула голову:

— Нет, Августа, я пойду одна. Августа попробовала протестовать:

— Но…

— Я одна, — сказала Мая, повернувшись к нам. — Я одна.

Мы смотрели, как она спускается по ступенькам и идет между деревьев. В жизни есть вещи, которые невозможно забыть, как бы ты ни старался, и это зрелище было одним из них: Мая, идущая между деревьями, и маленький кружок света, прыгающий перед ней. Затем — лишь темнота.

Я сидела на кухне с Августой, Июной и Розалин, а наш дом окружала ночь. Маи не было уже целых пять минут, когда Августа встала и принялась ходить взад-вперед. Она выходила на крыльцо и возвращалась назад, а затем вновь выходила и глядела в сторону стены.

Через двадцать минут она сказала:

— Все. Пойдемте ее найдем.

Она достала фонарь из грузовика и зашагала к стене, а мы с Июной и Розалин двинулись за ней, стараясь не отставать. Ночная птица пела, сидя на ветке, — пела о том, что было у нее на душе, взволнованно и настойчиво, словно бы воспевала в небе луну.

— Ма-а-а-я! — звала Августа. Затем звала Июна. Затем Розалин и я. Мы шли, постоянно выкрикивая ее имя, но не получали ни звука в ответ. Лишь птица без устали продолжала свое пение.