Сью Кид - Тайная жизнь пчел

Мы шли к лесу, находящемуся за розовым домом, и рассказы Августы все еще окутывали наши плечи. Я чувствовала их прикосновение, словно бы это была настоящая шаль.

— Одного я не могу понять, — сказала я.

— Чего же?

— Почему, если ваш любимый цвет — голубой, вы покрасили дом таким розовым?

Она засмеялась.

— Это все проделки Маи. Она отправилась тогда со мной в магазин выбирать краску. Я собиралась купить что-нибудь желто-коричневое, но Мая увидела образец, окрашенный краской с названием «карибский розовый». Она сказала, что от этого цвета ей кажется, что она танцует испанское фламенко. Я подумала: «Это самый вульгарный цвет, что я когда-либо видела, и половина города будет теперь о нас злословить, но если это может радовать сердце Маи, то ей, наверное, стоит жить окруженной этим цветом».

— А я все это время считала, что вы любите розовый цвет, — сказала я.

Она снова засмеялась.

— Понимаешь, некоторые вещи не столь уж важны — как, например, цвет дома. Сколько места это может занимать в твоей жизни? Но радовать чье-либо сердце — вот это важно. Вся проблема людей в том…

— …что они не знают, что важно, а что нет, — закончила я ее фразу, почувствовав гордость за свою сообразительность.

— Я собиралась сказать: «Проблема в том, что они знают, что важно, но не выбирают это». Ты знаешь, как это трудно, Лили? Я люблю Маю, и все же мне было так трудно выбрать карибский розовый. Труднее всего на свете — выбрать то, что важно.

Нигде не было видно ни единой пчелы. Ульи выглядели, как покинутый городской квартал. Воздух дрожал от жары. Создавалось впечатление, что у пчел сиеста. Может они наконец выбились из сил и отдыхают от своих непомерных трудов?

— Где они? — спросила я.

Августа поднесла палец к губам, чтобы я не шумела. Она сняла шлем и прислонилась ухом к крышке улья.

— Послушай, — прошептала она.

Я сняла шлем и сунула его под мышку. Затем я расположила свое лицо рядом с ее лицом, так, что мы едва ни соприкасались носами.

— Ты слышишь? — спросила она.

На меня нахлынули звуки. Безупречный гул, живой и объемный, словно бы кто-то поставил на плиту чайник и он вот-вот закипит.

— Они охлаждают улей, — сказала она, и ее дыхание разбилось о мое лицо запахом перечной мяты. — Это звук ста тысяч крылышек, вентилирующих воздух.

Она закрыла глаза и погрузилась в этот звук, как, наверное, люди на симфоническом концерте внимают серьезной музыке. Надеюсь, еще не поздно сказать, что я чувствовала себя так, словно никогда не слышала, чтобы мой домашний хай-фай выдавал звук такого качества. Нужно услышать этот звук самому, чтобы понять, сколь совершенным может быть тон и сколь безупречна бывает гармония. Мы прижимались ушами к гигантской музыкальной шкатулке.

Вскоре мое лицо завибрировало, словно бы музыка начала проникать в поры. Я видела, что кожа Августы едва заметно пульсирует. Когда мы выпрямились, мою щеку покалывало.

— Ты слушала пчелиное кондиционирование воздуха, — сказала Августа. — Большинство людей не имеют ни малейшего представления о той сложной жизни, которой живет улей. У пчел есть тайная жизнь, о которой мы ничего не знаем.

Мне нравилась мысль о том, что пчелы ведут тайную жизнь — так же как и я.

— Какие еще тайны у них есть? — спросила я.

— Ну, например, то, что у каждой пчелы есть своя роль.

Она принялась объяснять. Строители были группой, которая лепит соты. Я сказала, что, судя по их шестигранникам, они должны уметь делать математические вычисления, а она улыбнулась и сказала, что да, у строителей действительно есть математические способности.

Полевые пчелы были особями с навигационными навыками и неутомимым сердцем — они собирают пыльцу и нектар. Была группа, называемая могильвдиками, чьей скорбной работой было выгребать мертвых пчел из улья и следить за чистотой. Пчелы-кормилицы, как сказала Августа, обладали даром выкармливания — они кормили молодых пчелок. Они, вероятно, были самой самоотверженной группой, подобно женщинам в благотворительной столовой при церкви, которые говорили: «Нет, возьмите куриную грудку. Мне вполне хватит шейки и гузки». Единственными самцами были трутни, которые сидели вокруг и ждали, когда можно будет спариться с маткой.

— И конечно же, — сказала Августа, — там есть матка со своими приближенными.

— У нее есть приближенные?

— А как же — что-то вроде фрейлин. Они кормят ее, купают, согревают или охлаждают — все, что ей нужно. Ты можешь увидеть, как они все время крутятся вокруг нее, опекают. Однажды я даже видела, как они ее ласкают.