Сью Кид - Тайная жизнь пчел

— Привел тебе еще два рта на прокорм, — сказал мистер Гастон, и его жена вернулась к работе, даже не улыбнувшись и не проявив никакого сочувствия.

Мы прошли в переднюю часть здания, где находились два ряда пустых тюремных камер. Мистер Гастон снял с Розалин наручники и дал ей полотенце. Она прижимала его к голове, пока полицейский, сидя за столом, заполнял бумаги, а затем рылся в ящиках стола в поискахключей.

Из камер доносился запах винного перегара. Туфля поместил нас в ближайшую камеру, где на скамейке, прикрепленной к одной из стен, кто-то нацарапал: «Трон для дерьма». Все выглядело почти нереально. Мы в тюрьме, думала я. Мы в тюрьме.

Когда Розалин убрала полотенце, я увидела двухсантиметровую ранку на вспухшем месте над бровью.

— Сильно болит? — спросила я.

— Так себе.

Она обошла камеру два или три раза, прежде чем сесть на скамейку.

— Т. Рэй вытащит нас отсюда, — сказала я.

— Угу.

Она не произнесла больше ни слова, пока, полчаса спустя, мистер Гастон не открыл дверь камеры.

— Вперед, — сказал он.

В глазах у Розалин мелькнула надежда. Она даже начала подниматься. Но он покачал головой.

— Ты остаешься здесь. Только девочка.

У двери я схватилась за прут решетки, словно это была рука Розалин.

— Я вернусь. Ладно?.. Ладно, Розалин?

— Не волнуйся, я справлюсь.

У нее на лице было такое выражение, что я едва не расплакалась.

Стрелка спидометра на грузовике Т. Рэя дрожала так сильно, что я не могла понять, показывает она на семьдесят или на восемьдесят. Сгорбившись над рулем, Т. Рэй давил на газ, отпускал, затем снова давил. Несчастный грузовик грохотал так, что, казалось, капот вот-вот отлетит, срубив по пути несколько сосен.

Я воображала, что Т. Рэй так торопится домой, чтобы поскорее начать сооружать по всему дому пирамиды из крупы — продуктовую камеру пыток, где я буду ходить от одной кучки к другой, стоя на коленях по четыре часа кряду, с перерывами на туалет. Мне было все равно. Я не могла думать ни о чем, кроме Розалин, которая осталась в тюрьме.

Я скосила на него глаза:

— Что же будет с Розалин? Ты должен ее вытащить…

— Тебе еще повезло, что я тебя вытащил! — заорал он.

— Но она не может там оставаться…

— Она облила трех белых табачным соком! О чем она вообще думала, черт бы ее подрал?! Да еще самого Франклина Пози, прости Господи. Она не могла найти кого-нибудь понормальней? Это самый сволочной ненавистник черномазых в Силване. Он ее прикончит и глазом не моргнет.

— Ты хочешь сказать, что он действительно ее убьет? — сказала я.

— Именно это я и хочу сказать.

У меня задрожали руки. Франклин Пози был тем мужчиной с фонариком, и он собирался убить Розалин! Но, по большому счету, разве я сама не понимала этого еще прежде, чем спросила Т. Рэя?

Он шел за мной, пока я поднималась по лестнице. Я специально шла медленно, и во мне нарастала злость. Как он мог вот так оставить Розалин в тюрьме?

Когда я вошла в свою комнату, Т. Рэй остановился в дверях.

— Я должен пойти насчитать сборщикам зарплату, — сказал он. — Не выходи из комнаты. Ты меня поняла? Сиди здесь и думай о том, как я приду, чтобы с тобой разобраться. Думай об этом изо всех сил.

— Не пугай меня, — произнесла я себе под нос. Он уже уходил, но теперь резко обернулся.

— Что ты сказала?

— Не пугай меня, — повторила я громче. Что-то высвободилось внутри меня, какая-то дерзость, до тех пор запертая в моей груди.

Он сделал шаг ко мне, подняв руку, словно собираясь ударить меня по лицу тыльной стороной ладони.

— Давай, попробуй, ударь меня! — крикнула я. Когда он ударил, я отпрянула назад. Мимо!

Я подбежала к кровати и забралась на ее середину, тяжело дыша.

— Моя мама больше не позволит тебе ко мне прикасаться! — крикнула я.

— Твоя мама? — его лицо было пунцовым. — Ты думаешь, этой проклятой женщине было до тебя хоть какое-то дело?

— Моя мама меня любила! — крикнула я.

Он откинул голову и издал неестественный смешок.

— Это… это не смешно, — сказала я.

Тогда он наклонился к кровати, упершись кулаками в матрас и поднеся свое лицо так близко к моему, что я могла видеть поры на коже. Я отодвинулась назад, к подушкам, упершись спиной в стенку.

— Не смешно? — простонал он. — Не смешно? Отчего же, это самое смешное дерьмо, какое я слышал в своей жизни: ты думаешь, что твоя мать — твой ангел-хранитель. — Он опять засмеялся. — Она не смогла бы наплевать на тебя сильнее, чем она это сделала.