Радек Йон - Memento

По дому разлетелся Евин крик. Он заткнул ей рот ладонью. Ева забилась, как выброшенная на берег рыба.

Обхватить ее за пояс и протащить по коридору. Проклятая нога!

Сдавленный крик:

— Помогите! Помогите!

Одна за другой открываются двери.

— Отпустите ее. Это переходит всякие границы! Пустите же наконец! — Участливая соседка пытается вырвать Еву из его объятий.

— Не лезьте не в свое дело! — огрызается Михал.

С Евиной ноги слетела туфля, когда он попробовал ее нести и она стала лягаться. Боль в ноге такая, что в какой-то миг Михал чуть не потерял сознание.

— Мы вызовем милицию! — кричит соседка.

— Ева, не сходи с ума, — пытается увещевать Михал. Он доволакивает ее, а заодно и соседку, до дверей квартиры. К счастью, уходя, он не запер на ключ. Налегает на дверь плечом и проталкивает Еву внутрь… Наконец-то пани Марквартова останавливается. Беспомощно переступает на пороге с ноги на ногу. Боится войти.

— Это наши дела. Мы сами договоримся! — Михалу удается захлопнуть дверь.

Ева валится на матрац и начинает рыдать. Михал падает перед ней на пол. Обнимает ее.

— Мы ведь не можем так расстаться!

Капли слез стекают Еве на нос и оттуда капают на одеяло.

— Ну вот… Все будет хорошо… — успокаивает Михал.

— Что будет хорошо? — вдруг взрывается она. — У нас будет ребенок!

— Что?

Ева молча кивает.

Михалу кажется, будто вернулось все, что было… Как мы были счастливы тогда! Как обещали друг другу, что ради ребенка покончим со всем. Начнем новую жизнь.

А сейчас? Нужны тройные дозы. Печень ни к черту, вены в лоскуты, на ногах нарывы и язвы… Разве Ева сможет доносить ребенка? Хочет завязать ради этого? Но ведь она и сама не верит. А если б и доносила, в лучшем случае родится маленький наркоманчик.

Тогда зачем этот фарс? Хочет избавиться от меня, потому что нашла более простой путь к кайфу? Слишком хорошо понимает, что с меня не много возьмешь, а ребенок всего лишь предлог? Крысы покидают тонущий корабль.

Он сжимает ее в объятиях, не зная, что сказать. Десять минут? Полчаса? Ева все плачет и плачет.

Только звонок в дзерь возвращает их в реальность.

— Милиция. Откройте!

Привет от соседей.

— Да, ну и видик тут, — начинает один из двоих, появившихся в дверях. Второй проходит по комнате и наклоняется над Михалом.

— Что с вами, приятель… Чего вы так трясетесь?

— Я не хочу, чтобы она меня бросила, — твердит Михал, словно эти двое могут чем-то помочь ему.

— У вас температура? Вам надо в больницу.

Мне надо дозу. А через пять-шесть часов снова. И так постоянно.

Первый берет с подоконника паспорт. Перелистывает его. С пониманием присвистывает, увидев штампы предприятий, которые давно уже заполнили все, вплоть до одиннадцатой страницы.

— Где вы сейчас работаете?

— Я ищу место, — выдавливает Михал.

— Понятно.

— Прошу вас, уйдите, — пытается замять инцидент Ева. — Я звала на помощь, потому что не хотела идти с ним в квартиру. И больше ничего, — то и дело повторяет она.

— Вы заявили соседке, что Михал Отава хотел вас убить.

— Она не так поняла.

— Правда? Очень жаль. Но на всякий случай нам придется забрать его с собой.

Уголовное дело по обвинению в хулиганстве, тунеядстве, нарушении административного надзора и посягательстве на личную свободу граждан.

— Я не хотел причинить ей вред. Я люблю ее. И не смог бы сделать ей ничего плохого. Просто не хотел, чтобы она меня бросила, — от первого допроса до суда как заведенный твердил Михал.

— Ничего страшного. Обыкновенная ссора, вот и все. Разумеется, он не собирался меня убивать, — убеждает Ева.

Неосторожное признание Михала — запер дверь, когда они вошли в квартиру. Старая привычка. Страх, что кто-то войдет. А вовсе не потому, что Ева могла сбежать. Но как объяснишь такое на суде?

Показания соседей.

Год лишения свободы.

Посмотри мне в глаза, Ева! Ты одна за это в ответе, только ты.

Сучья жизнь!

А ребенок?

Что ребенок?

Ева?

Как каменный сфинкс. Только чуть-чуть под балдой. Но это болтушка. За нее не сажают.

Зуммер. Михал вздрогнул. Но никто никуда не спешил. Никакой суеты, нервозности, лаконичных приказаний врача со строго поджатыми губами. К тому же этот мерзкий звук почти сразу прекратился. Тишина и покой, словно вообще ничего не было. Только отдаленный гул шоссе. Да каждые десять минут грохот автобуса. За окнами больничной палаты вступает в свои права теплый летний вечер, и студенты из ближнего общежития спешат в центр наслаждаться жизнью.