Сергей Лукницкий - Собачий файл

Сергей Лукницкий был безусловной достопримечательностью нашей — теперь уже сильно поредевшей — переделкинской писательской общины.

Он был молод, красив, умен. И, не в пример многим, широко образован. Его талантов не счесть, но если говорить о его литературных занятиях, то он, кажется, не придавал им значения, хотя и здесь преуспел, сделав немало, и сделав добротно.

Мы были соседи по даче, но я не помню, чтобы Сергей когда-нибудь заговаривал о своих книгах. Когда они выходили, он скромно являлся ко мне на порог и дарил с самыми нежными надписями. В нем одновременно жили и нежность, и юмор. Собственно, подлинный юмор — родной брат нежности, или, если взять выше, любви. Юмор — дар доброго сердца. В повестях Сергея Лукницкого доброта ощущается везде, даже там, где автор, кажется, лишь иронизирует над своими персонажами. Впрочем, ирония исключается тогда, когда этими персонажами становятся любимая им собака или состарившаяся домашняя кошечка.

Все живое вызывало в нем отклик. Он любил наш переделкинский лес, свет солнца на верхушках сосен, сирень, цветущую по ту сторону разделявшего наши дачи забора.

Он знал, что природа, в отличие от людей, не желает никому зла, не предает, не завидует. В своих, кажется, сатирических вещах он не обличал человека, а сожалел о нем. И, может быть, думал, что всем нам жилось бы легче, если б мы могли походить на деревья, ничего не знающие о соперничестве и вражде.

Часто Сергея не бывало на даче: он уезжал и приезжал, но когда на втором этаже в доме напротив зажигались окна, всем в округе делалось спокойней, потому что рядом появлялся кто-то душевно близкий.

Его последняя книга появится уже без него, и Сергей не сможет ее подписать тем, кому хотел бы ее подарить. Но когда она попадет нам в руки и мы откроем ее первую страницу, то в последних написанных им строках услышим стук его сердца.

Игорь Золотусский, лауреат литературной премии Александра Солженицына 2005 года.

Август 2008 г., Переделкино

Я ехал (так и тянет написать: на перекладных до Тифлиса, но нет, конечно) по Подмосковью. Настроение было необычное: гнал, что бывает со мною редко, надеясь скоростью привести себя в норму.

Был уже на Можайском шоссе, когда пошел дождь. В дождь ездить приятно, особенно если «воткнуть» передний мост, — машина становится устойчивой, тяжелой и послушной.

Однако пришлось сбавить скорость: трактор разворотил обочину, комья земли и глины оказались прямо на проезжей части, и я боялся, что машину занесет. Тут-то и возник на бровке высокий человек в плаще. Я не сразу заметил, что руки у него в крови, а на руках кот с разодранным брюхом. Кот смотрел на меня с надеждой. Я остановил машину и подобрал их.

— Подстелить бы, тряпочки у вас нет? — спросил высокий.

— Да садитесь быстрее, — нетерпеливо сказал я, — Дождь же. — И, когда они уселись, рванул с места. — Куда?

— Можайск. По дороге?

— Нет, конечно, но довезу. В больницу кота?

— Да.

— Но в Рузе надежней… Попутчик помолчал чуть-чуть.

— Ну, если для вас семь верст не крюк, поехали в Рузу. Вы не спешите?

Я спешил всю жизнь, но какое это имеет значение, когда рядом мучается божья тварь. Свернул в Рузу.

Но до Рузы не доехали. Недалеко от деревни Нестерово была ветеринарная больница. Кота там зашили, и я, склонный доводить всяческие истории до конца, отвез своих пассажиров в Можайск.

Возле Можайска мы познакомились. Кота звали Антон, а его хозяина — Николай Константинович.

— Прокурор района, — представился попутчик и посмотрел на меня, ожидая реакции.

Но никакой особенной реакции не было, я только сказал, что это забавно.

— Что же тут забавного?

— А забавно то, что я тоже прокурор, — ответил я, — только еще и книги пишу. А живу в Москве.

Николай Константинович промолчал. Позднее мы подружились. Жизнь его, характер и истории, в которых он участвовал, я описываю уже много лет. А героя своих многочисленных историй я назвал по имени деревни, где спасли кота.

С той памятной встречи минуло много лет. Николай Константинович был переведен в Москву. Я ушел из прокуратуры, завел собаку Штучку и кота Агата и продолжаю дружить с хозяином кота Антона.

Иногда я даю ему почитать его «истории» в моей интерпретации.

Он относится к ним серьезно, давая мне, однако, право сочинить то, что не успел или не захотел рассказать сам.