Владимир Авдеев - Протезист

— Порядочно, лет десять, — отвечал мне он, крайне неживописно поглаживая мясистую переносицу.

— А откуда взялось такое престранное увлечение? Почему было не выбрать привычные марки, монеты, фантики или что-то иное, столь же элементарное.

— Это уже экскурс в тайны моей психологии. Но я отвечу, так как, кроме лозунгов, люблю собирать ни к чему не обязывающие вопросы и ответы на сокровенные темы. Марки — это маленький срез эстетической, политической и экономической жизни общества, монеты — это кое-что о финансах, фантики — об искусстве торговли. Но все вышеперечисленные виды коллекционирования — это собирание прошедшего времени, это собирание свершившихся дел и дат. А лозунги — это амбиции, это — устремления в будущее, это чаяния, убеждения, квинтэссенция рвущейся человеческой сущности. Ни одна марка не способна послать в бой миллионы бойцов. Ни одна, даже самая драгоценная монета, не в силах возродить или обуздать массовый фанатизм. Ни в один фантик не поместится прошлое или будущее нации. Так что, делайте выводы сами. Без ложной скромности скажу, что моя коллекция самая-самая. И ничего подобного в мире нет, потому что за каждым лозунгом, призывом, карикатурой, угрозой, здравицей кроются подчас миллионы человеческих судеб. А вы говорите — марки…

Человек грузно уселся на стул, возложил ногу на ногу, демонстрируя нечищенную обувь, и мечтательно принялся повествовать, явив мне ни с чем не сообразные в его внешности чистые здоровые зубы.

— Примерно десять лет назад я начал читать лекции по политологии в одном престижном гуманитарном заведении и впервые столкнулся на практике с тем эффектом, который производят на людей лозунги… Непередаваемое ощущение рождается в душе каждого лектора, сталкивающегося с преподаванием психоделических дисциплин, а я читал тогда курс «Истории лозунга». Какой там психоанализ! Начинаешь чувствовать себя Наполеоном или Чингиз-Ханом. Ощущаешь, что за считанные часы лекций вторгаешься в самую сердцевину подвижной человеческой воли и веры, лепишь массовое мнение, стоишь у истоков общественной морали, создаешь собственными руками то, что впоследствии облекается в тяжелые одежды проходной фразы: «Принято считать». Я проводил семинары по моделированию диктатуры и демократии. Это непередаваемое ощущение!!! Я занялся позже историей и психологией идеологии и преуспел настолько, что начал внушать страх руководству, и оно вскоре нашло удачный повод избавиться от меня. Компетентность — большой грех в нашем ветхозаветном обществе. И теперь я — вольный собиратель лозунгов! — он хлопнул себя ладонями в грудь и развел руки, обводя меня телеметрическим взглядом.

— У вас есть мечта? — спросил я, неожиданно загрустив.

— Конечно. Подыскать визитную карточку для всей истории рода людского. Да! Чуть не забыл, так вы будете что-нибудь покупать?

— Найдите мне, пожалуйста, что-нибудь тенденциозное, агрессивное, лаконичное и эгоистическое.

Человек немного помялся, придавая своему телу неряшливые позы, неудобные даже для постороннего глаза, высунул длинный язык и принялся вновь волхвовать над огромным кляссером.

— Это не подходит для детской комнаты. Но, если вы и впрямь отважный человек, повесьте это над входом в жилище и вы защитите себя от многих напастей, — и он указал грязным скрюченным пальцем в середину листа кляссера, приглашая меня любоваться своим предложением, будто полотном даровитого живописца:

Принимаю всю мораль на себя

— Чудесно, я покупаю у вас это гениальное творение.

— Тогда благоволите отсчитать тридцать серебреников в неконвертируемой валюте, — лукавил бывший лектор, демонстрируя белоснежную улыбку. Я забрался в свой кошелек из крокодиловой кожи, а человек вынес из своего хранилища свёрнутое красное полотнище с синими буквами. Мне на ресницы попала оппортунистически настроенная моль.

— Успехов! — протянул руку.

— Лозунгов вам! — ответил я, пожав руку и катая по глазу идеологизированную моль (…)

«Мы все, даже дети, являемся моральными философами». Л. Кольберг.

«Язык — величайший деспот; он является вождем того полчища «навязчивых идей», которое выступает в поход против нас. И язык так же, как и мысль, должен стать твоей собственностью».

Я подумал и вспомнил еще нечто, отчего сделалось легче и просторнее.

«Время — это побочный продукт желаний. Чем больше вы желаете, тем больше вам нужно времени».

«Раскаяние очень часто является аффектом, гложущим и связывающим душу; аффектом, который в тот самый момент, когда он указывает необходимость изменения, отнимает силы, нужные для этого».