Владимир Авдеев - Протезист

Если Вы устали от современной бульварной литературы, но и христианский пессимизм русской классики Вас не прельщает своей отстраненностью от жизни, если у Вас высокий интеллектуальный потенциал, но не было возможности ознакомиться с произведениями Ницше, Шопенгауэра, Кьеркегора, Ясперса, Набокова, Пруста и др., если Ваша душа изголодалась по романтической любви и Вы жаждете героя с активной жизненной позицией, то роман «Протезист» молодого писателя, философа и коммерсанта В. Авдеева — то, что Вам нужно.

Это второе крупное произведение автора, начавшего литературную карьеру римской стилизацией в рубрике «Элитарная проза» «Литературной газеты» в 1989 г. Затем в № 1 журнала «Советская литература» за 1990 г. был опубликован рассказ — притча «Плачея», вызвавший положительный резонанс у наиболее интеллектуальной части литературного мира.

Роман «Страсти по Габриэлю», вышедший в издательстве «Столица» в 1990 г., по мнению рецензентов, — «явление далеко не рядовое», «и если бы литература у нас развивалась нормально, на него, безусловно, обратили бы внимание».

Жанр философско-художественной прозы в России никогда не был широко развит, поэтому оба романа продолжают скорее европейскую философскую, нежели русскую литературную традицию. Роман «Протезист» так же, как и предыдущий, является пропагандой сильной личности нового типа, что тоже не было свойственно русской литературе.

Концентрированностъ языка и обилие афоризмов, как собственных, так и не известных у нас авторов, погружает в особую интеллектуальную атмосферу, которая, по мнению критики, «гармонична для самого автора», глубоко владеющего материалом.

Роман «Протезист» — многоуровневый, в нем чувствуются глубокие культурные корни и, в то же время, аллегорическая злободневность; это и «костюмированный» роман, и социальная утопия. Дамам будет по душе романтическая любовная линия со счастливым концом, а молодым умам — идея духовной свободы, трактуемая как условие всеобщего благоденствия. Парадоксальность суждений, переплетающихся с четко выраженными гражданской и нравственной позициями утверждает за автором право именоваться литератором будущего.

Все вещи давным-давно являются чьей-то собственностью. Даже за теми вещами, что еще только могут появиться в далеком будущем, закреплена ныне непререкаемая собственность. Вещи, произведенные много лет назад, разобраны по коллекциям и частным собраниям. Все в этом мире так или иначе является чьим-то, и горе тому, кто надумал посягнуть на чужую собственность.

Теперь я собираю оставшиеся от вещей слова и присваиваю их себе. Все слова, которые миллиарды людей записывали и произносили на протяжении веков во всех частях света, были, по существу, ничьими словами.

Я решил прекратить это неслыханное расхожее безобразие и объявить все слова разом своей собственностью, а посему отныне расходую свою жизнь на то, чтобы как можно большее количество слов изъять из мирового обращения и присвоить себе.

Мир появился, как изумительный жест, из единого слова. Тысячелетиями он успешно давал себя знать, перемежая слова делами. Наконец, когда все дела на Земле были сделаны, а слова высказаны, он вновь сжался в единое слово.

В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО…

…В КОНЦЕ ТОЖЕ БЫЛО СЛОВО.

И, подумав так, я записал все это, поставив точную дату и разборчивую подпись так, чтобы у въедливых юристов и дотошных историков не было никаких сомнений относительно моего приоритета.

1 июня 1992 года, полдень.

Фома Неверующий.

Всего несколько часов назад я выписался из больницы, в которой провел значительное время. Значительное потому, что все оно, сколько его было, тупой неоформленной массой упало на дно души. Пока готовились документы, свидетельствующие о моем выздоровлении и пригодности к размеренному общественному бытию, я решил последний раз вымыть руки в этом пристанище застиранных оттенков белого цвета, так чтобы избавиться от эффекта присутствия главврача (…)