Александр Житинский - Не уезжай ты, мой голубчик!

Американцы, почтительно скучая, слушали разговорившегося Стебликова.

Внезапно на верхней полке купе что-то зашевелилось, и из-под одеяла показалась старушечья голова в кружевном чепце.

Стебликов с удивлением воззрился снизу на старуху. А она, не обращая на компанию ни малейшего внимания, села на полке, сняла с крючка свою сумку и, порывшись в ней, извлекла оттуда наполовину опорожненную бутылку «Столичной» и пластмассовый стаканчик. Поднеся бутылку и стаканчик к носу, старушка ловко плеснула в стаканчик порцию водки и мигом глотнула, как лекарство. После чего она, наконец, заметила компанию молодежи внизу и взглянула на Стебликова, как птица с ветки.

– Миссис Бэрридж, у нас новый агент. Его зовут Алекс. Он говорит, что его специальность – инженер,– представил Стебликова Даглас.

Алекс услышал свое имя и поклонился старушке. А она, приподняв стаканчик и бутылку, покачала ими в воздухе, делая приглашающий жест, который Стебликов истолковал как «хочешь выпить?».

Алекс застенчиво потупился.

Старушка отмерила ему порцию, протянула сверху. Алекс принял.

– А мне?– заявил Даглас под общий смех.

– Я уважаю агентов тайной полиции. Это нелегкая служба, поверьте мне. Мой муж пятнадцать лет был агентом ФБР, – наставительно произнесла миссис Бэрридж.

– А потом?– спросил Даглас.

– Потом я его прогнала,– заявила миссис Бэрридж под дружный хохот и, приняв от Алекса опустошенный стаканчик, повернулась лицом к стенке и вновь укрылась одеялом.

Негр извлек откуда-то ящик с баночным пивом, принялся раздавать. Банки открывались с характерными сухими хлопками и шипением. Алекс, покосившись по сторонам, чтобы не оплошать, тоже открыл свою банку и сделал затяжной глоток.

– Хорошие вы ребята… – растроганно сказал он, опуская кружку. – Давайте споем, что ли… Рашен сонгс, понимаешь? – обратился Алекс к Эрику.

– Рашен сонгс, йес, – послушно кивнул Эрик.

– Нау! – Алекс поднял палец, и все притихли.

Стебликов собрался с духом, настроился и даже прикрыл глаза, а потом, помогая себе дирижерскими движениями указательного пальца, тихо и проникновенно начал:

Американцы слушали серьезно и внимательно, покоренные распевом Стебликова. А он затянул второй куплет, но очень скоро, к собственному сожалению, понял, что не очень твердо помнит слова.

Он на секунду приостановил пение.

– Черт! Слов не помню! – покрутил он головой. – Да вам все равно – лишь бы складно! – махнул он рукой и продолжил:

Стебликову, чувствовалось, самому нравится эта неожиданная импровизация, он начал озорничать, хитро взглядывая на американцев, поэтому следующий куплет вышел совсем диким:

Пока Стебликов пел, в купе набилось еще человек шесть американцев, заслышавших громкое пение. Толпа в коридоре прибывала. Американцы привставали на цыпочки, желая лучше разглядеть поющего Стебликова. Где-то на втором куплете из служебного купе вышла проводница и обеспокоенно засеменила к толпе в коридоре. Удостоверившись, что распевает ее беспокойный «племянник», проводница охнула и поспешила к Николаю. Через минуту Николай выскочил из купе, на ходу застегивая пуговицы на рубашке, проводница семенила за ним.

Они подошли к толпе и встали в задних рядах, ожидая пока Стебликов закончит.

А он, допев рефрен, раскланялся со слезою в глазах, растроганный собственным пением.

Аплодисмент был бешеный. Американцы возбудились, как дети, хлопали Стебликова по плечу, наливали еще виски.

– Кто автор стихов?– спросил Эрик.

– Поэтри? – уловил знакомое слово Алекс. – Лермонтов написал. Михаил Юрьевич…

И тут Алекс увидел среди американских лиц, в задних рядах толпы, знакомые физиономии проводницы и Николая. Оба оторопело глазели на Стебликова, не в силах вымолвить ни слова.