Елена Токарева - Иероглиф

– Какая любовь, Джулия? Мне же не пятнадцать лет. Да и как можно любить импотента? Они меня окружают плотным кольцом. На сцене – импотенты. Они без таблетки не могут поднять член. Аукцион – имитация полового акта. Домой приходишь – трахнуть некому. Дом полон сексуальных игрушек. Включаю в сеть…и. Я Ливеншталю и такой стриптиз, и сякой минет. А он – слюну пускает, как младенец. Или заснет. Ну, раньше грело хотя бы то, что у него было высокое положение, деньги, самолеты. Но теперь… он же сейчас все потеряет. Ты не представляешь, какой страшный человек Сципион. Я плохо рассчитала, когда выбирала между ними двумя. Послушай, Джулия, я прошу тебя: позвони жене Ливеншталя и скажи, чтобы прилетала за ним. Ведь она его жена и мать его дочери. Если она его не заберет, а бросит на произвол судьбы, он не отстанет от нас с тобой. Понимаешь? Он будет висеть камнем на нашей шее.

Илона была удивительная сука. Но дело свое – пробиваться наверх – она знала. Она вложила мне в руку конвертик с деньгами и улыбнулась вымученной улыбкой:

– Джулия, наверное, это последний раз, когда я тебе плачу. Лафа кончается. Теперь тебе придется меня содержать. Ты готова?

– Очень хорошо. Я возьму тебя в свою программу. Ты будешь у меня играть Джульетту. Мы с тобой сделаем отличный спектакль. Безумно смешной. Все просто надорвут животы. Ты даже себе не представляешь, какие уроды собрались на ТВ. Мне не с кем работать.

– Правда? Ты меня возьмешь? Ой, Джулия, я думала, что ты на меня разозлилась, что я бросила тебе Ливеншталя на коляске. Но, клянусь, у меня не было сил к нему возвращаться. Старик, да еще инвалид…

Вслед за этими словами я выскочила в коридор. Там я нашла Рому, который меня ждал, сидя по-тюремному на корточках. Он молча вывел меня из здания и проводил до ворот. Мы миновали КПП и вышли на дорогу. Вслед за этим Рома дошел со мной до автомобильной стоянки. Я села в свою машину. А он постоял-постоял и сказал, что поедет ночевать к своим. Ну, и пожалуйста! Вы все меня только прессуете. Нет, пусть подождет!

– Скажи-ка мне, Рома, зачем ты пошел работать охранником в эту… помойку?

Я сказала это резко, обидно, мне хотелось сделать ему больно.

– Тебе-то что? – ответил он угрюмо. – Может, у меня секретное задание.

– Какое?

– Тебе не могу сказать. И никому не могу.

Во, как!

– Ну, Рома, ну давай помиримся! Ну что ты на меня злишься? Я тут крутилась совершенно одна и для каждого была добычей. Меня надо жалеть. А ты на меня наезжаешь.

Он не поддался. Стоял, упрямо опустив голову. Был зол на меня.

Так и расстались.

…Иногда мне кажется, что через меня проходит войско Чингисхана. Кто все эти люди и почему они идут через меня? Пусть проложат другой путь на Запад и оставят меня в покое. Я похожа на проезжий тракт. Все по мне прошли и все плюнули в душу. Ну почему ты, Рома, не прощаешь мне ничего, ни распущенности, ни жадности, ни желания выскочить наверх. Или мужская любовь – это подавление индивидуальности? Я должна принимать формат твоей мамы, иметь два платья: на зиму – потеплее, на лето – подешевле? Что молчишь?

Обиды свои я помнила хорошо. Первую обиду мне нанесли родители, когда растоптали мою любовь и взашей вытолкали на чужбину. Вторую обиду нанесли несправедливые люди, которые отняли у папы пост, и я увидела, как его ненавидят – он этого не заслужил. Третья обида большая как море, когда пришлось жить бомжом в арестованной квартире и каждую минуту прислушиваться к шагам на лестнице. Потом я переживала, что меня никто не любит. Что меня забыли родители. Что Ливеншталь предпочел Илону. Что Илона воспользовалась моим именем для своих грязных потаскушных дел… Потом меня хотели не принять в университет, хотя я была подготовлена лучше всех.

Но сегодняшняя обида на Рому была самая тяжелая. Я не была готова отступать перед жизнью, потому что понимала, что деньги решают все. Рома думал по-другому. Рома меня кинул. Он не хотел подняться над своими собственническими инстинктами. Как банальная деревенщина. На самом деле в столице уже давно стало модно отправлять своих жен фотографироваться обнаженными в «Плейбой». А один известный банкир вообще завел себе журнал, в котором все страницы заполняет его голая жена, демонстрируя различные варианты белья. Но чаще – без белья. И даже публика помельче, разные журналистики, артистики, уже пошли этим же путем. Все хотят раздеть своих жен и показать, что они еще клевые телки. Иначе зачем их содержать? В одном журнале я прочла фразу: «На девушку надо смотреть с позиции эксплуатации. Если она нравится всем, значит, это ценный продукт». Но Ромочка же в столицах не проживал, он же деревенщина. Он же строчил из пулемета, пока люди развивались духовно.