Елена Токарева - Иероглиф

– Резонно, – заметил Ливеншталь. – И что ты предпринимаешь для этого?

– Снимаюсь в проекте, который вскоре выйдет на экран. Меня пригласили вести передачу. Я так счастлива! Но прежде всего, хочу рассказать тебе об участниках нашего шоу. Понятно, что это кадры из глухой провинции, которые стремятся попасть в столицы, чтобы раскрутиться. Это молодые люди, которые хотят стать музыкантами, певцами, моделями. Хотят, но никогда не станут. Надо отметить, что среди них попадаются уморительные. Особенно девки. Они себя считают красавицами и о своей красоте говорят так трепетно, что хочется пеше и конно ржать в голос. А когда им установили посередине сцены шест, как в нормальном стрип-клубе, они стали выделывать такое, что за сценой со своих фонарей попадали все осветители. Ну, не важно! Мы уже записали несколько передач и готовимся стартовать с проектом.

– Я тебя поздравляю, – сказал Ливеншталь. Но улыбка его была вымученная. – Юлия, – сказал он, – ты не обращай на меня внимания, дай мне только телефон, я должен сделать несколько небольших городских звонков. Вообще, можешь про меня забыть. Скоро вернется Илона и меня заберет. Или мы куда-нибудь поедем вместе.

– Да, подожди! Славик! Даже обидно, какой ты стал деловой. Мы так давно не виделись с тобой. Давай обсудим ситуацию. Я впервые в жизни так счастлива, что нашла себя! Откровенно говоря, в моей жизни нет места даже для любви. Душа моя так заполнена, что мне, кажется, уже никто не нужен больше.

– Как? А мы с Илоной? Ты больше не подаришь нам ни одной прекрасной ночи?

Я смутилась. Ливеншталь на инвалидной коляске мечтает о ночных оргиях.

– Ну, Славик, ты выздоравливай, а уж мы позаботимся, чтобы тебе было хорошо. Кстати, ты случайно не знаешь, что там в стрип-клубе делает Илона? Она не слишком шалит?

Ливеншталь улыбнулся:

– Дурной славы не бывает. Слава – она и есть слава. Осуждают славу только завистники. Один мой приятель как-то сказал, что если бы самый известный маньяк Чикатило задумал избраться президентом, за него проголосовали бы все бабушки в деревнях. Потому что у него – слава. Бабушки ничего про него не знают, но имя слышали.

– Хорошенькое сравнение!

Ливеншталь рассеянно слушал мою дальнейшую болтовню, глубоко погруженный в свои мысли. У меня было чувство, что он пропускает мимо ушей мои девичьи откровения. Позвонили в дверь.

– Это Илона. Открой, – сказал Ливеншталь.

Я пошла и, ничего не предчувствуя, резко распахнула дверь.

На пороге стоял молодой парень в черной форме какого-то охранного агентства. Сердце в испуге екнуло. Не люблю людей в форме. Я спросила его:

– Вы к кому?

– Здесь живет Юлия?

– Это я.

Он сказал:

– А это – я.

По моему телу пробежала судорога узнавания. Я застыла в халате и тапочках соляным столбом. Боже, это был Рома! Это был Рома. В форме охранника. С проблесками седины.

В прихожую на инвалидной коляске выехал Ливеншталь точь-в-точь как президент Рузвельт и замер, глядя на Рому.

– Юля, ты мне не рада? Я некстати? Это твой отец? – Роман подбородком указал на Ливеншталя.

– Не думал, что я так скверно выгляжу, – сказал Ливеншталь.

Откуда-то из глубины квартиры присеменила на своих тоненьких ножках Ли, держа в руках белые махровые тапочки с логотипом отеля Le Bristol.

– Что тебе, Ли?

Она потупила взор своих непроницаемых в этот момент глаз:

– Тапочки для господина…

Увидев, что Ли осмелилась выйти в прихожую, из своего кухонного царства на свет потянулись индусы.

Тотчас вылетел и любопытный, как свинья, Федя.

– Приход колдуна на деревенскую свадьбу, – пробормотал Рома, наступая ногами на белые тапочки. – Экое у тебя многолюдье. Может, выйдем прогуляемся на свежий воздух?

Я сказала: «Сейчас. Подожди!» – и побежала в спальню. Там я вынула из шкафа все свои шмотки и быстро их перетряхнула. Я выбрала полупрозрачное платье. Надела под него черное белье и впервые за долгое время накрасила физиономию по всем правилам боевой раскраски. Это значит, что я нанесла на лицо тон, нарисовала глаза, светлой помадой тронула губы и создала на лице полное впечатление, что оно не накрашено вообще. Волосы я слегка обработала горячими щипцами, а потом растрепала. И надев на светлые колготки туфли на высоком каблуке, вышла в коридор. Рома присел на пуфик и спокойно разглядывал Ливеншталя, который тоже сидел в коридоре. Они были похожи на двух взъерепененных котов.