— Сколько же ему?
— Пять лет, — отвечает рыжая, убирая зубную щетку. — И на вид такой хорошенький. — Она улыбается. — Такой же рыжий, как я.
И она принимается быстрыми энергичными движениями расчесывать волосы.
— Это врачи нам и посоветовали сделать еще одну попытку. Говорят, опасность, что такое повторится, минимальная.
— Трудно тебе с ним?
— Очень, трудно, но мы его любим. Ты знаешь, что важнее всего, когда у тебя неполноценный ребенок?
— Не знаю.
— Чтобы не распался брак.
Она смотрит на Марию спокойными темно-зелеными глазами.
— Ты не представляешь, как часто браки распадаются из-за неполноценного ребенка. Мужчины иной раз прямо заявляют: «У меня такого ребенка не могло быть». Просто знать ничего не хотят. Как будто ребенок был зачат святым духом.
— А твой муж, как он относится к малышу? — спрашивает Мария, отжимая в полотенце мокрые волосы.
— О, он его обожает! Хотя ему тоже нелегко. Пришлось ведь перевернуть всю нашу жизнь — и в отношениях с нашими знакомыми, да и для того, чтобы обеспечить ему необходимый уход дома.
— Кем работает твой муж?
— Он оптик.
— А ты сама?
— Пока не родился наш малыш, я работала нянечкой. А с тех пор сижу дома. Ухаживать за больными мне не привыкать.
Рыжая натягивает больничную рубашку.
Ты не находишь, что здесь очень здорово?
— Да, конечно, — соглашается Мария. — А что здесь с тобой делают?
— Ничего не делают, только держат под наблюдением. Эстриола у меня маловато. Шесть лет назад у меня родился мертвый ребенок. Они считают, что это не случайно.
Она бросает мокрое полотенце в корзинку для грязного белья.
— Ну, что еще за слезы, — говорит помощница акушерки.
— Мне очень больно, — шепчет Тенна.
Помощница прикладывает к ее животу стетоскоп. Тенна лежит на боку, глаза закрыты, дрожь пробегает по ее замкнутому лицу, как быстрые облака по небу.
— На-ка, возьми маску, надо тебе немножко отключиться.
Черная резина угрожающе надвигается на Тенну откуда-то сверху, грозя закрыть рот и нос.
— Нет-нет, не хочу, — вскрикивает она, отталкивая маску.
— Да попробуй же.
— Нет, я задохнусь, я не могу, убери ее! — кричит Тенна.
Губы и горло у нее пересохли.
Помощница акушерки проводит по ее животу мягкой прохладной рукой. В палату входит акушерка в сопровождении высокого врача.
— Ну, как у нас дела?
— Никак, — шепчет Тенна.
Схватки становятся нерегулярными. Она чувствует, как между лопатками к затылку бегут холодные мурашки, хотя лицо разгоряченное. Холод и жар одновременно. Врач как-то неудобно приставляет к ее животу жесткий стетоскоп.
— Ой, не надо, уберите его! — кричит Тенна.
Он делает еще одну попытку.
— Уберите его!
И тут же Тенну «потянуло на низ». Потребность потужиться заявила о себе со всей настойчивостью.
— Начинается! — кричит она.
— Минутку, — говорит акушерка. — Потерпите, если можете, и постарайтесь сделать глубокий вдох и задержать дыхание. Вот так!
Обернувшись к врачу, она шепчет:
— Надо бы сделать ей блокаду, но теперь уже поздно.
Тенна слышит каждое слово.
Щелкает выключатель. Яркий свет зажженной лампы освещает отверстие между ног. Тенна лежит на боку и дергается, точно раненое животное. Большая мышца работает независимо от ее воли.
— Постарайтесь, когда придет схватка, сделать глубокий вдох.
Тенна зажмурилась.
— Теперь повернитесь на спину и ложитесь на лоток.
И вот она лежит на лотке. На троне — холодном, жестком, бесконечно далеко от белых халатов, окружающих ее.
Акушерка прощупывает ее.
— Вот теперь можно тужиться. Теперь вам не будет больно. Наберите побольше воздуха и постарайтесь потужиться два или три раза при каждой схватке… — И, обращаясь к помощнице: — Пожалуй, надо дать ей кислород.
Тенна пригнула подбородок к груди, схватилась руками за коленки, раздвинула ноги и почувствовала, как мощная, неумолимая, требовательная схватка прокатилась по ее телу.
Кислород из маски иголочками колет кожу.
Она тужится и кричит. Вырывается тонкая струйка мочи, и схватка замирает.
— Опустите ноги и отдохните.
Ноги у нее дрожат.
В родильной палате толпится народ.
Акушерка приставляет к ее животу стетоскоп и смотрит на врача.
Тенна, откинувшись назад, погружается в полузабытье, будто решив покинуть этот мир.
Но вот снова возникает схватка, и, подчиняясь древней потребности потужиться, чтобы выдавить из себя плод, Тенна напрягает каждую мышцу своего молодого тела. Головка ребенка продвигается, Тенна медленно выпускает воздух из легких и наполняет их снова и снова тужится и ощущает страшное жжение у выхода из влагалища.
Читать дальше