Сильви Тестю - Девочки

Он сделал мне знак подойти. И я вошла в алтарь! Я была в святая святых. Я сама положила просфоры в коробочку. Он закрыл золоченую дверцу и погладил меня по голове. Я все сделала как надо!

Мы были в дарохранительнице. В первый раз я увидела трансепт, весь целиком.

— Красиво, правда?

— Да, святой отец.

— Иди-ка сюда. Видишь? Это небеса в движении.

Я увидела над балдахином белый мрамор, из которого как будто высовывались мраморные ангелочки. Никогда раньше я этого не видела!

— Небеса окружают землю. Ты разглядела золотой шар? Это земля. Над ней возвышается крест. Это символ картезианского ордена.

Картезианский орден. Улица Картезианцев рядом с моим домом, по ней я только что бежала вверх, вниз и опять вверх.

— На нем написано: «Крест стоит, пока вращается мир».

Дом Божий был готов. Начали прибывать наши гости. Пришли две учительницы катехизиса, обе нервничают. Одна рассаживает первопричастников по местам, другая раздает нам листки с текстами. Во время церемонии каждый певчий прочтет свой кусок.

Ох, что-то и мне боязно. Я по-быстрому читаю текст про себя. Выискиваю трудные слова. Я не хочу при всех запинаться.

— Туфли малы, — с порога заявила мне Коринна.

— Как же она теперь?

— Вот видишь, все ты со своими художествами!

Моя сестра не слушает учительницу, которая что-то ей говорит. Она неотрывно смотрит на меня. История с туфлями не дает ей покоя.

Я вижу кое-кого из нашей семьи. Дедушка здесь. И бабушка. Дяди и тети. А моя мама?

Мама не может прийти, потому что у нее нет туфель.

Человек сто родителей уже заняли места в нефе.

Я поглядываю на старшую сестру, она сидит прямо напротив меня, по ту сторону клироса. Ей уже не до причастия. Она злится на меня из-за пластикового пакета.

Отец Клеман дю Валь-де-Гевиль надел свое облачение, теперь он — представитель Бога. Все при нем — покров и чаша, кошель, книга… Его риза и епитрахиль… они такие красивые. И какой он величавый, когда стоит под балдахином. Он настраивает микрофон. Орган начинает играть. Я верчу головой. Где же мама? Коринна чуть не плачет.

Стоя в алтаре, священник широко раскидывает руки. Это он приглашает прихожан садиться на длинные скамьи. Ну вот, церемония начинается, а мамы нет, и Жоржетты нет.

Коринна сидит надутая, как невеста перед венцом. Она тоже ищет глазами маму.

— Принимая причастие, христиане вместе разделяют последнюю трапезу Христа, даровавшего им жизнь свою в знак великой любви: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Евангелие от Иоанна 15:13).

Голос отца Клемана дю Валь-де-Гевиля гулко разносится по церкви.

Дверь открывается, и входят наконец мама и Жоржетта. Я смотрю на Коринну. Улыбаюсь ей. Теперь она может расслабиться. Она молодец, что принимает второе причастие.

Мама не смогла надеть Анжелины туфли. На ней ее старые, «ровесники Мафусаила». Такие старые, что просят каши с двух сторон. Мама не может идти прямо, она косолапит, так стоптаны каблуки.

Я не смею взглянуть на Коринну…

Мама и Жоржетта садятся на скамью рядом с бабушкой и дедушкой. Я не знаю, что было дома после того, как я ушла, но, наверно, ничего хорошего, это написано у мамы на лице. Жоржетта сигналит мне глазами. Я понимаю: была буря.

Незаметно показываю ей листок, который у меня в руке. Этот текст я должна прочесть в микрофон. Жоржетта закусила нижнюю губу, она боится, как бы я опять не отличилась. С мамы уже довольно.

Церемония идет как по маслу. Коринну, кажется, понемногу отпускает. Я сто раз перечитала свой текст. Вот и первопричастники приняли таинство. Прихожане встают, садятся, встают, садятся, в ритме молитв отца Клемана дю Валь-де-Гевиля. Мадам Потье, одна из двух учительниц катехизиса, делает мне знак. Моя очередь идти к микрофону. Как же колотится сердце!

Медленно смолкает орган. Я вижу сверху весь неф. На женщинах разноцветные шляпки. Непоседливым детям шепотом велят сидеть смирно. Моя родня в полном составе расположилась на трех рядах. Мама смотрит на меня, лицо у нее строгое. Долго же она сердится. Я поворачиваю голову, гляжу на старшую сестру. Так я и думала: у нее то же выражение лица, что и у мамы.

Я читаю медленно. Слышу свой голос, усиленный микрофоном.

Все слушают.

Дочитав, я складываю листок. Жоржетта раскраснелась от радости. Уф. У мамы уже не такое суровое лицо. Уф, уф. Перевожу взгляд на Коринну — уф, уф, уф…

Я вернусь на свое место на клиросе, только когда начнется молитва.