Эмиль Брагинский - Московские каникулы

Больше всех страдал от дождя Сюрприз. Он отряхивался, фыркал и поднимал обиженный взгляд на хозяев. Вроде всемогущие, а дождь остановить не хотят!

Дождь прогнал уличных музыкантов. Они собрали свои музыкальные пожитки и ушли, оставив лежать на тротуаре жестяную крышку от коробки со сдобным датским печеньем. Эта одинокая, брошенная крышка навела Гришу на озорную мысль:

– Давай попробуем!

Лучана согласилась, не колеблясь:

– Согласна. Только что мы будем пробовать?

– Будем петь! Принцесса и нищий. Посмотрим, на сколько мы напоем! Наш главный шанс в собаке. Всегда больше подают, когда с собакой!

И Гриша затянул жалобную песенку о бедных сиротках и бедной собачке, которая так любит витаминизированные корма, на которые у хозяев нет денег. Заметив, что Лучана вот-вот рассмеется, Гриша строго предупредил:

– Не смей смеяться! Артист не должен смеяться, даже если его реплики смешные!

– Никогда! – пообещала Лучана. И даже попробовала подпевать.

Гриша одобрительно похлопал ее по плечу.

Но… никто не подавал. То ли дождь подгонял прохожих, и им не хотелось задерживаться, то ли не нравилась песенка.

– Лучше спой про снег, про перелетных птиц… – посоветовала Лучана.

– В дождь про снег – это удачная мысль! – поддержал менестрель и стал напевать ту самую песню, что уже звучала у него в комнате:

Он отважился на сокращенный вариант и сразу перешел на припев:

Произошло чудо. Остановилась женщина. Затем молодая пара – парень и девушка, парень держал над головой развернутый пластиковый пакет.

И подали. Кинули в крышку разноцветные бумажки.

Лучана быстро нагнулась и схватила деньги:

– А то они намокнут!

Парень с девушкой улыбнулись и ушли. Лучана пересчитала добычу, полторы тысячи рублей, и поинтересовалась, что на них можно купить.

Выяснилось – полбуханки черного хлеба. Лучана обрадовалась и дала слово, что повезет эти полбуханки в Рим, как доказательство того, что она просила милостыню в столице России.

Купили полбуханки, вернулись домой. Лучана аккуратно обернула хлеб бумагой и спрятала в чемодан.

Весь вечер они провалялись в постели, что-то жевали, о чем-то болтали, смотрели телевизор.

В последних известиях диктор объявил, что в Москве находится итальянская торговая делегация во главе с господином Маурицио Каппаттини. Самого Каппаттини, маленького, толстенького, но при этом элегантного, тотчас продемонстрировали телезрителям.

Лучана всплеснула руками:

– Так это же Маурицио, мой друг! Он учился в школе вместе с моим мужем. Теперь он Министр!

– Пошел он к дьяволу, твой Министр, вместе с твоим мужем, которого на самом деле нет! – резко высказался Гриша и переключил телевизор на другую программу, благо держал в руке «римоут контрол» – дистанционное управление.

– Нету мужа, нет! – подтвердила Лучана и теснее прижалась к любовнику.

И тут погас экран телевизора, потому что вообще отключили свет.

– Это бывает, – равнодушно заметил Гриша.

– В Риме это тоже бывает. Тебе нужен свет? – Лучана спросила с легкой иронией.

Ответ последовал без слов.

В темноте комната наполнилась звуками, которые прежде будто прятались. Что-то скрипнуло, что-то тихонько щелкало, что-то шелестело. Откуда-то издалека доносился тонкий девичий голосок и смех. Звякнул трамвай, хотя по улице, на которой жил Гриша, трамвай не ходил. Просто в полной темноте звуки распространялись в полной свободе, им ничто не мешало.

– Лучана, – сказал вдруг Гриша, – надо купить календарь и обвести в нем кружком сегодняшний день, когда я в тебя влюбился!

– Не влюбился, а полюбил! – поправила Лучана.

– Это одно и то же!

– Нет, разница гигантская!

– Хорошо, значит, полюбил!

– И ты говоришь неправду, что сегодня. Ты полюбил меня давно, вчера, нет, даже позавчера, когда поливал меня из ковшика!

– Я этот ковшик повешу на стену, на самое видное место!

– Правильно! – закончила умный разговор Лучана.

Вся улица была погружена во мрак, и только фары машин прорезали его слепящими лучами. Внезапно, в одно мгновение, свет снова появился, где-то на линии исправили повреждение. Окна в Гришином доме вспыхнули прямоугольниками, желтыми, оранжевыми, даже зелеными, где виднелся зеленый абажур. И только одно окно, Гришино окно, оставалось темным. Лучана была права. В этой комнате свет был не нужен.