Эмиль Брагинский - Суп гороховый и блинчики с вареньем

– А ну отсядьте! С вас же на меня течет!

Женя послушно отсела, благо свободных мест было предостаточно. Светло-серая куртка Жени насквозь промокла, зонтик Женя забыла дома. С платка, которым она прикрыла голову, капало, с куртки лилось, хорошо лилось, у ног образовалась лужа. Женю уже бил легкий озноб – то ли от дождя, то ли от отчаяния.

– Куртку-то снимите, здесь тепло. Я ее у себя просушу! – Возле Жени возник бармен, покинувший винно-водочный пост.

Женя подняла глаза. Бармен был молод и огненно-рыж. Глаз имел хитрый, пронзительный.

– А вдруг вы ее мне не отдадите? – сказала Женя, снимая куртку.

– Чушь! – отозвался бармен, принимая куртку, и понес ее в свой «офис».

Возвратился буквально через минуту, неся бокал с чем-то явно горячительным и хот-дог – горячую собаку, а попросту – булку с засунутой внутрь горячей сосиской.

– Выпейте! – скомандовал бармен. – Вам надо!

– А почему вы вдруг обо мне заботитесь? – насторожилась Женя. – Хотя я как женщина подавляющему большинству мужчин нравлюсь!

– Вы милая! – сказал бармен.

– Да, я хорошенькая! – Женя взяла бокал, выпила и… внутри у нее все вспыхнуло и загорелось адским пламенем, из глаз прозрачными бусинами посыпались слезы, дыхание остановилось.

Бармен спокойно ждал, чтоб Женя очухалась.

– Ну как? – спросил он, когда Женя начала приходить в себя. – Я вас избавил от воспаления легких?

– Вы меня отравили! – с трудом произнесла Женя и, против собственной воли, улыбнулась.

– Это самогон! – разъяснил бармен. – Его гонит геолог, она кандидат наук.

– Питейных наук! – пошутила Женя. – А вы доктор наук, да?

– Нет, – серьезно ответил бармен, – у меня звания нету, не успел защититься, хотя аспирантуру закончил, я философ.

– Геолог гонит, философ продает! – развеселилась Женя. – Вот эпоха, все почему-то хотят нормально жить, а раньше думали, что живут нормально. Налейте мне еще этой пакости, я заплачу!

– Нельзя! – отказал рыжий философ. – Вас развезет!

– А он подлец, верно? – поделилась горем Женя. С первым встречным открыть душу всегда проще простого. – Вызвал, встретить обещал, и – прокол, сижу тут мокрая с вами и самогоном!

– Вы его адрес знаете или телефон?

– Конечно, знаю. Но не имею права его закладывать – у него жена!

Бармен подумал:

– Я заканчиваю в половине второго. Потом можно будет…

Женя не дала договорить:

– Нет и нет! Я строгих моральных устоев. Я тут на стуле ночь перекукую, а утром уеду обратно в Москву. Если Василий не пришел, значит, ему нельзя прийти.

Бармен вздохнул:

– Счастливый этот Василий! У меня плед имеется. Я принесу. И пересядьте вон на скамейку, там и прилечь можно, только чемодан поставьте под голову, а на него подушку, она у меня тоже есть.

– Спасибо, – искренне поблагодарила Женя, – только вы с работы уйдете, утренний поезд рано, как я вам верну плед и подушку?

– А вы закиньте их за стойку бара! – Рыжий бармен беззаботно махнул рукой. – Может, и не пропадут!

На круглых вокзальных часах было четыре часа девятнадцать минут, когда кто-то робко тронул Женино плечо, и Женя, которой снился парк и в парке пруд, на пруду утки, дернула плечом и снова стала глядеть на уток. Однако ее опять потревожили. Женя, не открывая глаз, спросила:

– Ну кто там еще? Человек спит! У меня во сне утки!

Мужчина был среднего роста, в прозрачных роговых очках, на голове черная кожимитовая кепка, как у московского мэра Лужкова. Лицо у него, не у Лужкова, конечно, а у мужчины, имело выражение встревоженное:

– Женя, хорошая моя, единственная моя, прости!

Женя открыла глаза, засветилась счастливой улыбкой и сказала:

– Ну уж не единственная!

– Да, – признал мужчина, – такая моя судьба – мыкаться с двумя! Я ее провожал на аэродроме. Погода такая – никак не давали вылет. Она улетела во Владивосток!

– Не хочу про нее! – Женя напряглась и села. – Васек-Василек!

– Женя-Пельменя!

Василий пристроился рядом. Крепко обнял Женю, а потом они начали целоваться. Женщина, лежавшая напротив и не умевшая спать на вокзале на деревянной скамье, передернулась от отвращения.

– Не молодые уже. А тоже лижутся! Какая гадость!

– Уйдем! – сказала Женя. – Здесь нас не понимают! Только плед и подушку надо закинуть за стойку.

Василий повез Женю к себе, благо жена отбыла далеко, на Дальний Восток, и не могла вернуться внезапно, что вообще-то свойственно женам. Жил Василий в самом центре Самары, неподалеку от знаменитого драматического театра, на Вилоновской улице.