Виталий Кривенко: Тюрьма

По тюрьме прошёл небольшой «хипишь», по слухам выяснили, что малолетки затащили голову «дубачки» в «кормушку», как они умудрились это сделать, неизвестно, но как-то умудрились. И часа два её мучили, "вафлили"(давали в рот) всей камерой, и на все уговоры со стороны властей тюрьмы не реагировали, а те не решались что либо предпринять, так как боялись, что они её вообще убьют. Потом, когда «вафлить» её надоело, они хором обмочились на её голову и отпустили. «Дубаки» конечно, после свирепствовали над этой «хатой» малолеток, но малолетки есть малолетки. А «дубачка» сама дура, нефиг голову совать куда попало.

В камеру к нам попал один прикольный старикан, весёлый такой дедок лет под 70. «Прописки» ему не было по возрасту, просто не удобно над дедом прикалываться, хотя он был дед не промах, сам весь на приколах. Этот дед мне сразу приглянулся, и я взял его к себе в семейку. Он, как после оказалось в молодости оттарабанил червонец, но «следаку» сказал, что первый раз, и поэтому попал в нашу хату, мы называли его по отчеству — Михалычь.

Обвиняли Михалыча в распространении запретной литературы, и оказании сопротивления при задержании, он какому-то «менту» по башке заехал портфелем.

Этот дедок, мог предсказывать по снам будущее, и как потом выяснилось, говорил он далеко не ерунду, я сам после в этом убедился.

Приснился мне как-то сон, будто я вижу свою тетю всю в крови, а двоюродного братишку её сына в гробу мёртвым, а сам я бегаю по каким-то комнатам и ищу своего дедушку, и не могу ни как найти. И сон этот, так ясно мне врезался в память, что я помнил каждую деталь. Я рассказал про этот сон Михалычу, и он расшифровал его так:

— С родными, которых ты видел что-то случилось, то что ты не нашёл дедушку, это плохо, ожидай самого худшего. Братишка твой жив, но что-то у него со здоровьем, и то, что его мать вся в крови, говорит о том, что она физически не пострадала, но очень страдает душевно.

Так оно и вышло, 8 января, примерно в то время, когда приснился сон, дедушка и братишка перевернулись на мотоцикле, дедушка скончался в больнице, не приходя в сознание, а братишке разбило переносицу, но это оказалось не опасно, и его в тот же день выпустили из больницы.

Ещё один сон приснился, будто бы я в церкви и вокруг полно мух. Про это сон Михалыч сказал так:

— Ты будешь на свободе, и не волнуйся на этот счёт, об этом говорит церковь, а мухи это проблемы, которые тебя окружают в связи со всем произошедшим.

И это сбылось, нас освободили из зала суда, но это было потом, а пока никто из нас об этом не знал. Этот сон вселял крохотную надежду, но сомнение всё же были, они грызли душу, и чем дольше мы сидели, тем больше тяготили эти думки, и мучил один и тот же вопрос, сколько же мне дадут, и когда же этот чёртов суд? А то всё это уже изрядно надоело, а тяжелее всего — неизвестность.

Дела я потихоньку передал Михалычу, то, что он должен был остаться в семейке за меня, я решил давно.

И как сказал один еврей: "всё проходит", прошли и наши ожидания и мучения, и вот настал день, когда открылась камера и «дубак» назвав мою фамилию, крикнул:

— С вещами на выход.

Ну думаю наконец-то этап на суд, дело уже давно закрыли и передали в суд города Челкара, и оставалось только ждать, когда пошлют на этап, а ждали очень долго почти год, и вот свершилось. Челкар от нашего города был примерно 200 км, а от Актюбинска 400 км, так что мы проехали дом мимо, и поехали дальше.

СУД

Нас доставили в местное КПЗ, там «менты» были более понятливые, чем наши Эмбенские, они сказали, "кто с кем будет сидеть в камере, сами договаривайтесь". Мы естественно четверо подельников попросились вместе, с нами прибыли ещё трое местных, их посадили в другую камеру.

Камеры там были получше наших, просторней, и зимой, по всей видимости, было тепло. Об этом говорили толстые трубы у стены, они были раз в пять толще, чем у нас в КПЗ. Кормушки были постоянно открыты, а напротив камеры в коридоре было окно на улицу, и из него мы видели, как ходят вольные люди.

Приехали наши родители, и «менты» принесли нам «дачки», и мало того, ещё и заварили нам хороший чай, так что мы нахавались до отвала, покурили хороших сигарет, и попили крепкого чаю, оставалось ждать суд, а он должен был состоятся на следующий день. Сколько думок всяких передумалось за эту ночь, не передать. Вспомнился наказ Михалыча перед самым этапом на суд, он мне как-то сказал одну вещь:

— Я прекрасно понимаю твои сомнения, ожидание приговора, всегда томительно. Но когда будешь слушать на суде приговор, то обрати внимание на одну закономерность, если судья объявляя приговор произнесёт фразу, "именем суда" — значит срок, а если скажет, "от имени суда" — значит свобода. Когда окажешься в зале суда, и будешь стоять, слушая приговор, то поймёшь, какое это тяжелое и нудное ожидание приговора, каждая секунда тебе покажется вечностью.