Питер Хёг - Тишина

— Я вам нужен, — произнес он. — Я слышу ее. Я их обоих слышу. Дайте мне дюжину полицейских. Двадцать четыре часа.

Они встали.

— Вам уже за сорок, — заметил юрист. — С возрастом слух ослабевает. В геометрической прогрессии.

— Это правда, — сказал Каспер. — Я уже не могу с уверенностью отличить «Schaffhausen» от других «Grand Complication». Что же там у вас за часы?

Все присутствующие в помещении посмотрели на юриста. Тощие, голые, костлявые запястья выросли из рукавов, из белоснежных манжет. Часов на руках не было.

— В кармане жилета, — уточнил Каспер.

Еще раз ему удалось встать из кресла, прежде чем сестра Глория добралась до него. Одним плавным движением он вытянул часы из кармана юриста и положил их на стол.

Корпус часов был из золота. Во всем остальном они казались ничем не примечательными. Ремешок был коричневым, кожаным.

Каспер перевернул часы. Непримечательность исчезла. Оборотная сторона часов была из сапфирового стекла. Через стекло были видны подробности всего многообразия механизма из золота. Из тысячи пятисот деталей.

— «Il Destriero Scafusia», — констатировал он. — «IWC», Шаффхаузен, Швейцария. Несколько более тяжелый звук, чем у всех остальных «Grand Complication». Из-за золота. Самые дорогие наручные часы в мире. Как насчет христианского смирения?

Черепаха начала краснеть.

— Давайте уже отправим его, — предложила она.

Синяя Дама подняла руку. Это всех остановило.

— Он еще не получил благословения, — заметила она. — Это последняя часть контракта. Я провожу его в церковь. Это займет не более десяти минут.

Она закрыла за ними ворота, во дворике, кроме них, никого не было. Даже находясь в укрытии, он чувствовал, что поднимается ветер. Она помогла ему встать с кресла. Подала костыли. С физической точки зрения он начинал выздоравливать.

— Вы знаете все, — сказала она, — что касается детей. Но они не могут признать это публично. Они не ожидают, что детей вернут. Они планируют захват.

— Я мог бы им пригодиться, — сказал он. — Это я их выследил. Я знаю кое-что, чего они не знают. Я должен там быть.

Они стояли перед церковью. Миниатюрной, словно домик на садовом участке.

— Одна из самых маленьких в мире церквей с планом в форме креста, — объяснила она. — И одна из самых красивых. Построена в тысяча восемьсот шестьдесят пятом, одновременно с Русской церковью на улице Бредгаде. Когда Восточная церковь пришла в Данию. Одновременно с тем, как Грундтвиг опубликовал свои переводы византийской мистики света.

— Выпустите меня, — сказал он. — Не может быть, чтобы отсюда не было какого-нибудь другого выхода.

— Ты не сможешь идти без костылей. И даже с костылями ты уйдешь не очень далеко.

Это было правдой. Она открыла двери, они вошли внутрь.

— Narthex. [85] Нартекс — входное помещение, предназначенное для лиц, не имеющих права входить внутрь главного помещения для молящихся. Некрещеным дальше нельзя.

Внутри было прохладно и тихо.

Церковь была обращена на юг. Он обдумывал, не разбить ли ему один из витражей. Добраться до берега. Найти катер. Он знал, что все попытки побега обречены на провал.

Она распахнула еще одну дверь, и он сделал шаг назад.

Сначала показалось, будто перед ними огненная стена. Потом он понял, что это иконы. Стена икон. Освещенных струящимся сверху солнечным светом — откуда-то из прорезей в купольной конструкции. Свет этот разлагал живописные плоскости на огонь различных цветов. Золотой огонь. Серебристый. Пурпурный, синеватый жар, зеленые огоньки, словно это поверхность пылающей воды. А в огне — тихие, четкие фигуры. Спаситель, ребенок, женщины. Святые. Еще женщины, несколько детей. Еще один Спаситель.

— Здесь мы играем, — сказала она. — Каждый день. Греем вино до двадцати семи градусов. Протыкаем хлеб палочкой. Поем. Танцуем. Космический цирк. Тебе бы понравилось.

Он отодвинулся от нее.

— В испанском уголовном праве перечислены случаи, подпадающие под амнистию, — сказала она. — Например, если обвиняемый навсегда уходит в монастырь. В этом случае его шансы значительно увеличиваются.

Она загородила ему дорогу. Что-то тянуло его через порог, по направлению к стене икон, может быть — их звучание.

— Я некрещеный, — сказал он.

— В особых случаях, — ответила она, — приходится пренебрегать условностями.

— Я всегда старался никого не обижать, — заметил он. — Чтобы билеты лучше продавались.

— У тебя есть пять минут, — сказала она. — Может, тебе стоит забыть про билеты. И сосредоточиться на главном.