Эльдар Рязанов - О бедном гусаре замолвите слово

– Кто вы такой? – сердито спросила Настя.

– Тайный агент! – с обезоруживающей откровенностью выдохнул астматик. – Фу, как я устал! Весь мокрый…

– Что вам от меня угодно?

– Как «что»? – Агент был искренне удивлен. – Я за вами слежу. Вы – мое первое задание, можно сказать, дебют. В общем, идите куда идете, но не торопясь… Помните, я старый, больной человек!

– Ах вы, дрянь эдакая! – возмутилась Настя. – Занимаетесь грязным делом, да еще и признаетесь. Как не стыдно?!

– Очень стыдно, – вздохнул агент, – поэтому и признаюсь. Еще вчера я был просто торговец. Продавал птичек. Казалось бы, невинное дело, но… Какой-то мерзавец, холера ему в бок, продал мне политическую птичку, она кричала такое, что я не могу вам повторить…

– Убирайтесь отсюда! – крикнула Настя.

– Где я могу поймать этого мужика? – продолжал сетовать бывший лавочник. – Чтоб доказать благонадежность, пришлось пойти к ним на службу. И теперь я – филер, шпик, ищейка. Одним словом, докатился!

– А зачем вы за мной следите?!

– Вот это тайна! Сказать не имею права…

– Ах так! – сказала Настя. – Тогда я побегу. Прощайте!

– И вам не жалко старого, больного человека? – запричитал агент.

– Не жалко! – отрезала Настя.

– По-своему вы где-то правы, – глубокомысленно заметил агент. – Хорошо, я вам откроюсь, но – сугубо между нами. Вы – наш крючок. На вас должен клюнуть папа…

– Значит, он на свободе? – обрадовалась Настя. – Значит, он действительно убежал… Зачем?

– Точно не знаю, – пожал плечами агент. – Короче, велели поймать живым или мертвым! Ой, что вы побледнели? Я это для красного словца! Только живым!

Но Настенька побледнела не поэтому. В окне здания театра, к которому они приближались, она увидела отца. Пытаясь привлечь внимание дочери, Бубенцов отчаянно жестикулировал. Агент перехватил взгляд Настеньки.

– Кто этот глухонемой? – спросил агент.

– Это… это… – замялась Настенька, – наш импресарио! Он срочно зовет меня… на репетицию.

– Прекрасно! – сказал агент. – Идите репетируйте. Но передайте вашему импресарио, что умные люди так себя не ведут. В какое положение он меня поставил? А если б жандармы у входа его заметили?! Я бы должен был свистеть!

– Вы – великодушный человек! – Глаза Настеньки наполнились слезами.

– А, – отмахнулся агент, – глупости! Я сам отец! Идите! Только будьте осторожны!

Через секунду Настя пробежала через театральный подъезд, который охраняли жандармы.

Отца Настя отыскала в одной из костюмерных комнат, где он лихорадочно снимал и отшвыривал в стороны наряды разных эпох и народов.

– Кого мы только играем! – кипел артист от возмущения. – Короли, герцоги, псы-рыцари… Ни одного современника! Порядочному артисту убежать не в чем!

– Папенька! – воскликнула Настя. – Там, внизу, жандармы!

– Нет у тебя больше папеньки. Сирота ты! – Бубенцов приложил к себе дамское платье. – А может, в этом? Нет! Марию Стюарт мне не потянуть! Провалюсь!

– Скажи, в конце концов, что случилось?! – закричала Настя. – Зачем ты удрал? Я уже договорилась, чтоб тебя отпустили.

– Влип я! Понимаешь, влип! Сейчас расскажу… Где костюм Ивана Сусанина? Хоть и древность, но все-таки наш, русский, человек…

А в это время к подъезду театра подкатил открытый экипаж, в котором сидел забинтованный Артюхов. Дежурившие жандармы подскочили к начальству.

– Не появлялся? – спросил Артюхов.

– Никак нет!

– Театр обыскивали?

– Никак нет!

– Олухи! – крикнул Артюхов. – С этого начинать надо! Обшарить помещение!

– Эх, не пришлось на сцене русского мужика сыграть – в жизни попробую! – Перед Настенькой стоял старик, с седой бородой, в армяке, перепоясанном веревкой, в аккуратных новеньких лаптях – одним словом, вылитый Иван Сусанин.

– Прощевай, чадо любимое, – заговорил Бубенцов, отвесив дочери низкий поклон до земли. – Ухожу я в нети, в скиты, за Волгу! Не найти меня там царским опричникам!

– Еще как найти! – сердито сказала Настя. – Не паясничай, папа. Надо идти к Мерзляеву и признаться во всем!

– А что с корнетом будет?

– Тебе-то что за дело? Что он тебе – сын, кум, сват? Из-за него мы в беду попали.

– И это говоришь ты, которую я взрастил и воспитал! Бубенцовы никогда подлостей не делали! Бубенцовы – такая фамилия…

– Хватит, – устало перебила Настенька. – Я это слышала много раз.

– Дочка, – вдруг нормальным человеческим голосом заговорил Сусанин, – он ради меня собой рисковал. В Сибирь пойдет, на каторгу… Жалко парня! Малый-то хороший, добрый.