Николай Евдокимов - Происшествие из жизни...

Трижды Величайший вспомнил свое детство, когда Не Имеющий Имени слепил землю, населил ее всякой тварью и разослал небесных детей, ангелов, следить за порядком во всех концах Вселенной. Потом он сотворил человека, мужчину, но, поскольку все должно иметь свою противоположность и оттого находиться в паре, вечно противостоящей друг другу, создал женщину. Женщина была прекрасна. Первый мужчина не понимал ее красоты, и она сама не знала своей силы. Они были, как другие звери, населившие землю, — не знали любви. Все тайны мира были сокрыты в плодах дерева, вкушать которые коварно запретил людям Не Имеющий Имени.

В то время он, Трижды Величайший, ставший потом властелином преисподней, был одним из гонцов Не Имеющего Имени, облетавших землю и следивших за порядком. Но он увидел первую женщину и понял то, что еще никому не дано было понять, — ее красоту. Не Имеющий Имени не все предвидел. Первая женщина сорвала с дерева запретный плод и узнала тайну своей красоты. Ангел сошел к ней, и она зачала от него, а потом уже легла со своим мужем, став ему, мужу, верной женой. Она родила многих детей, но первыми были два брата, Каин и Авель. Авель — сын первого человека. Каин — сын ангела, его сын, Трижды Величайшего, низвергнутого Сотворившим, Не Имеющим Имени в царство тьмы.

Трижды Величайший усмехнулся своим мыслям, подумав о том, как расходятся дела и слова у всесильных: себя они считают безгрешными, оправдывая свои поступки высшим смыслом. Он, Не Имеющий Имени, наказал Трижды Величайшего за любовь к женщине, родившей первого сына земли и неба Каина, а потом сам сошел к земной деве, и она тоже родила ему сына, который в конце концов был распят по наущению Адуи. Своего сына он, Не Имеющий Имени, заставил людей почитать как бога, а Каина, сына Трижды Величайшего, проклял, лишил бессмертия, но сотни лет не давал ему смерти, мучая старостью и болезнями. А когда во время Потопа все же даровал смерть, то мстительно уничтожил и тело, и дух. Где он, сын Трижды Величайшего? Нет его ни здесь, в царстве тьмы, ни там, в так называемом царстве света, в блаженном раю. Ничего не осталось от сына, только звук имени — Ка-ин. Сын мой, сын, где ты? Не Имеющий Имени знал, как наказать меня, оставив память о тебе, мой сын, уничтожив тело твое и душу. Безжалостно, коварно он мстит! Время идет, земные тысячелетия проносятся, а я не могу забыть то, что невозможно забыть — свое отцовство, твое, мой сын, младенчество и твою, единственный мой сын, страдальческую старость, длившуюся бесконечно…

Стук в дверь нарушил печаль Трижды Величайшего, прервав его размышления.

— Входи, входи, — сказал Трижды Величайший, зная, кто пришел к нему. — Входи. Я давно жду тебя.

Это Рахасен явился отчитаться о сделке, которую совершил на земле по воле Трижды Величайшего.

Странен для Трижды Величайшего был этот житель его царства, и потому Трижды Величайший испытывал к нему непонятный для самого себя интерес — нечто вроде любопытства, хотя давно, казалось, не ведал уже никаких чувств, кроме личной печали и редкого наслаждения от зла, совершаемого и по его воле, и без его воли на земле. В том, что зло не умирает, а победно захватывает все новые и новые поколения людей, он, Трижды Величайший, видел свою месть Не Имеющему Имени. Этот Рахасен был любопытен Трижды Величайшему потому, что не был похож на других детей потустороннего царства: мягок был, он будто даже испытывал нечто похожее на сочувствие к грешным душам, горящим в огне неугасимом. В нем, в юном Рахасене, было что-то от прошлого, от тех, с кем когда-то сам Трижды Величайший летал над первозданным миром, еще не знающим греха. Доброта, сострадание — не те качества, которыми должен обладать тот, кто подвластен воле Трижды Величайшего. Иногда у Трижды Величайшего появлялась дерзкая мысль: не согрешил ли вдруг сам Не Имеющий Имени с жительницей тьмы?

Рахасен стоял перед ним, опустив красивые голубые, совсем нездешние глаза.

— Ну, давай, ври, — сказал Трижды Величайший.

— Нет, — ответил Рахасен, — я не вру, я не умею врать…

— Не умеешь? — удивился Трижды Величайший. — Так научился бы на земле, у людей. Не быстро ли ты вернулся?

— Но я сделал то, что ты велел. Я обменялся душой с человеком.

— «Обменялся»! — вскричал Трижды Величайший. — Ты должен был взять расписку, скрепленную его кровью. Без расписки нет сделки. Иначе надо было убить!

— Зачем? — спросил Рахасен. — Мой долг — наказывать души покинувших землю, но не убивать живых. Или я ошибаюсь? Люди сами справляются с этим. Откуда мне знать, как они это делают?