Эптон Синклер - Нефть!

Присутствие здесь нефти было несомненно. Черная полоса ее в шесть-восемь дюймов шириной выливалась из расщелины почвы. Нефть была мягкая и вязкая и порою вскипала пузырями, как бы еще просачиваясь. Отец опустился на колени, окунул палец в нефть и посмотрел ее на свет. Потом отломил сухую ветку от кустарника и погрузил ее в расщелину, чтобы убедиться, насколько она глубока и продолжается ли напор нефти.

— Нефть настоящая, — сказал отец, вставая, — в этом не может быть никакого сомнения. Я полагаю, будет неплохо купить это ранчо.

Они отправились обратно. У Бэнни все пело внутри, а Росс строил планы и производил мысленные расчеты. Оба забыли о перепелках.

— Миссис Гроарти не говорила тебе о том, сколько земли под этим ранчо? — спросил отец.

— Она говорила, что под ним только часть земли.

— Нужно узнать, как велик весь участок. Между прочим, сынок, не сделай ошибки и не проговорись кому-либо хоть одним словом о нефти, даже после того, как я уже куплю этот участок. Будет не худо купить также кусок земли на этих холмах. За скалы не придется дорого платить.

— Но послушай, папочка! Ты должен заплатить м-ру Аткинсу хорошую цену!

— Я заплачу ему за землю столько, сколько она стоит, но отнюдь не собираюсь платить за ее нефтеносность. Во-первых, у него могут возникнуть подозрения, и он откажется от продажи. Во-вторых, ему нечего делать с этой нефтью, она ему ни на что не нужна да не будет нужна и через миллион лет. Да и что станет делать с доходами от нефти бедный слабоумный старикашка?

— Но ведь не станем же мы пользоваться его положением, папочка?

— Я сделаю так, что он не пострадает, закреплю деньги таким образом, что он не будет в состоянии раздавать их миссионерам, и всегда буду заботиться о нем и его детях, стараясь поднять их на ноги. Но здесь и речи быть не может об участии в прибылях. И если кто-нибудь из них станет расспрашивать тебя обо мне, ты должен сказать, что я занимаюсь торговыми делами: торгую землями и разными товарами. Скажи также, что у меня есть магазин и что я покупаю машины и даю деньги под обеспечение. Все это совершенно верно.

Идя дальше, Бэнни переворачивал в уме на все лады ту моральную проблему, которой предстояло занимать его много лет.

Какие именно права имели Аткинсы на нефть, скрытую в земле под их ранчо? Мальчик больше не сказал отцу ни слова: он знал, что отец уже принял решение. Конечно, он должен повиноваться приказаниям отца. Но все же вопрос этот он обсуждал про себя всю дорогу, вплоть до самого ранчо, где они увидали старика Аткинса, починявшего козий загон. Они подошли к нему и поболтали немного об охоте и о дичи. Отец заметил:

— М-р Аткинс, не войдете лй вы со мной в дом, чтобы я мог поговорить с вами и с вашей женой? — А когда м-р Аткинс изъявил согласие, отец обратился к сыну и сказал: — Извини, сынок, попробуй пойти поохотиться за перепелками один, без меня. — И Бэнни ясно понял, что это означает: по мнению папочки, мальчику лучше было не присутствовать при хирургической операции, которая должна была лишить бедных Аткинсов их шестисот сорока акров скал.

Бэнни побрел вверх на арройо и увидел высоко на склонах холма пасущихся коз. Он поднялся повыше, чтобы взглянуть на них, и познакомился с Руфью.

Она сидела на большом валуне, пристально глядя на цепь холмов. Она была босая, с непокрытой головой, в изношенном и заплатанном миткалевом платье, из которого давно уже выросла. Руфь была худеньким, бледным, несмотря на загар, ребенком, — смуглость ее была анемичной, без признаков румянца, — с фамильными голубыми глазами и выпуклым лбом. Волосы ее были зачесаны прямо назад и перевязаны обрывком старой ленты. Она сидела и стерегла стадо, как это делали дети Палестины две тысячи лет назад, о которых она читала в единственной имевшейся в доме Аткинса книге. Она этим занималась одну неделю из трех, часов по десяти-двенадцати в день, чередуясь с сестрами. К ней редко кто-нибудь приближался, а потому появление чужого мальчика, вскарабкавшегося наверх, привело ее в смущение. Она не взглянула на него и сидела, поджав ноги.

Но Бэнни владел магическим словом, которое должно было открыть ему ее сердце.

— Вы ведь Руфь, не правда ли? — спросил он и, когда она кивнула в ответ головой, прибавил: — Я знаком с Полем.

В один миг они стали друзьями.

— О!.. Где? — Руфь стиснула руки и, не отрываясь, смотрела на него. Бэнни рассказал ей о своем посещении миссис Гроарти, — разумеется, ничего не упоминая о нефти, — рассказал, как пришел Поль и что именно произошло. Она его не прерывала, впиваясь в каждое слово. Руфь никогда не отличалась многоречивостью. Ее чувства протекали в глубине, не оставляя пены на поверхности. Но Бэнни знал, что она всей душой прикована к его рассказу: она боготворила брата.