Эптон Синклер - Нефть!

Позвонил телефон. Говорили из Парадиза. Мели Аткинс, — теперь м-с Бегнер, — передавала, что ее отец, мать и Сэди были на беседе, но где происходила эта беседа, она не знает. Постарается их найти. Узнав от Бэнни о положении Поля, она посоветовала дать знать Эли. Верили они в него или нет — дело не в этом, а в том, что он исцелял очень многих и, конечно, сделает все возможное для спасения своего брата. И Бэнни ничего не оставалось, как послать телеграмму в скинию "третьего откровения", и не прошло и двух часов, как великолепный лимузин остановился перед дверью госпиталя.

Эли Аткинс, "пророк" "третьего откровения", был в светлом костюме, который очень полнил его высокую фигуру. В эти дни своей славы и власти он имел очень важный, величественный вид. Руки он вам не подавал, но пристально взглядывал на вас своими большими выпуклыми голубыми глазами и говорил: "Мир вам". Когда он вошел в комнату брата, он несколько минут смотрел на него молча, видимо пораженный. Потом сказал:

— Я желал бы остаться наедине с моим братом.

И так как не было никакого основания не исполнить его желания, то Бэнни, Рашель и Руфь тотчас же вышли из комнаты.

Для Руфи было совершенно безразлично, где бы ни быть. Она всюду стояла и сидела так же неподвижно, устремив глаза в одну точку, и губы ее не переставали дрожать. Ее вид разрывал ваше сердце: олицетворение беспредельного горя. Госпитальный врач попросил ее выпить молока, сиделка принесла стакан. Она попробовала, взяла в рот, но проглотить не могла, и слезы хлынули у нее из глаз. Говорить с ней, сделать для нее что-нибудь, — не было никакой возможности.

Эли вышел из комнаты и уехал, не сказав никому ни слова. Простых смертных он не всегда удостаивал своими речами.

В положении Поля не было никакой перемены. Руфь вернулась было дежурить у его изголовья, но на этот раз доктор строгим тоном велел ей принять порошок и лечь, он не позволит ей убивать себя в его учреждении. Привыкнув слушаться докторских приказаний, Руфь дала себя увести, а Бэнни и Рашель заняли ее место у постели больного.

Наступил вечер. Хозяин той квартиры, где было радио, вернулся домой и, поужинав, снял свой пиджак и, удобно усевшись в кресло перед аппаратом, с трубкой в зубах, принялся слушать все последние новости дня, и дежурившие у постели Поля могли узнать все, что касалось выборов, не сходя со своих мест. Пятидесятимиллионная кампания сделала свое дело, и отовсюду приходили вести о том, что сильный, молчаливый государственный деятель получил голосов больше, чем все его соперники, вместе взятые.

Выслушав эти новости, хозяин квартиры захотел послушать, что делалось в скинии "третьего откровения", но, услыхав звуки органа, предпочел иметь дело с радио QWZ, знакомившего публику с новым веселеньким трио кафешантанных певичек, дебютирующих в Энджел-Сити. "Мой миленький, маленький Джаз-бэби, Рацц-бэби — Куун!" Но и это ему скоро надоело, и он опять попробовал пощупать почву в скинии. На этот раз раздался могучий голос Эли, так любимый всеми калифорнийскими хозяйками. Он заговорил, и Бэнни и Рашель узнали цель утреннего посещения Эли. Он рассказывал своим последователям о Поле, о том, как он был с ним в детстве дружен и как потом Поль попал в дурную компанию, и та любовь, которой в детстве полно было его сердце, уступила место ненависти, злобе и зависти к тому, кому бог открыл свою волю. Но все то зло, какое он готовил в глубине своего сердца другим, обрушилось на его собственную голову, и теперь он лежит умирающий, во власти всех тех злых страстей, которые он сам вскормил в своей душе…

Потом Эли рассказал, как он, узнав о болезни брата, поехал к нему, и умирающий, когда он подошел к его изголовью, открыл глаза, заплакал, покаялся в своих грехах и принял от него благословение. И вот теперь он, Эли, безмерно радуется, что нашел пропавшую овцу своего стада.

Несколько раз, пока Эли говорил, его речь прерывалась восторженными возгласами толпы, а когда он кончил, раздался хор благодарственных песнопений. И в то время как с улицы доносились эти звуки, дверь палаты, в которой лежал Поль, открылась, и на пороге появилась Руфь Аткинс. Она давно уже проснулась, все слышала и теперь стояла бледная как полотно и, устремив испуганный взгляд на Бэнни, шептала:

— О, Бэнни, какая ложь! Какая возмутительная ложь!

Да, Бэнни тоже думал, что это была ложь, но он не мог этого доказать, а если бы и мог, то что же из того? Радио — "одностороннее учреждение": вы можете слушать, но не можете отвечать. Этим оно приносит громаднейшую пользу капиталистической системе: граждане сидят спокойно у себя дома и вбирают в себя все то, что им преподносят, подобно тем детям, которых кормят при помощи соски. Радио — это тот фундамент, на котором строится величайшее в истории государство рабов!