Михаил Чиботару - Встреча по ту сторону смерти

Домой она вернулась к вечеру, сияющая и веселая, какой Тоадер ее еще не видал, и сообщила, что дергать коноплю еще рано.

На второй день она снова пошла к запруде. И лес снова заманил их к себе. И конопля, конечно, еще не была готова.

Наконец, Тоадер взорвался:

– Как так не готова, ежели бабы вместе с нами садили и уже начали трепать ее!?

– Почем я знаю? – пожала она плечами.

Тоадер сам пошел посмотреть. Вернулся он с багровым лицом и с пучком гнилой конопли.

– Вот она, твоя работа! Хозяйка называется!

И бросил к ее ногам пучок гнили. Но Панагица продолжала пребывать в радужном состоянии.

Лес был гостеприимен, пока не начались осенние дожди и изморозь не оголила деревья. Потом пришла зима с холодами и ветрами и замела старые тропки. Казалось, холодок закрался и в их сердца. Заметив друг друга издали, они старались избегать встречи. Так зима разделяет год надвое, чтобы одно лето никогда не встречалось с другим. Но все это было наваждением, – с приходом весны ему суждено было испариться, как утренней росе.

На ветках проснулись почки. От зимней спячки очнулась земля. Трава пронизывала теплый воздух остроконечными ярко-зелеными ростками. Плуги стали подымать черные отдохнувшие борозды, крестьяне бросали в них семена подсолнуха, тыквы, кукурузные зерна, зерна надежды… Сажать картошку выходили и женщины с детьми.

У Василе не было своей земли. Накопленных деньжат хватило только на лошаденку, и теперь, войдя в долю с Пинтилием Пэтрашкэ, он нанимался к людям пахать.

Как-то раз увидел он Панагицу на том самом наделе, который дед завещал ему перед смертью. И в нем стала яробуждаться слепая ярость. Тоадер отнял у него землю, а потом и невесту. Вон он, пашет себе, хоть бы что. Домовитым стал. А сам он кто такой? Чужак. И в селе и на ноле. Кроме этого кобыльего хвоста, ничего у него нет. Вдвоем одну лямку тянут. И покуда тянут, хороши они, спрос на них есть. Господи, если ты где-то на небесах, как говорит батюшка Згихоарцэ, как ты можешь терпеть такую несправедливость? Ведь Тоадер моей землей отнял у меня невесту. И отца в землю загнали этой же землей. Да и сейчас фуфырится-то он, к местной знати примазывается, тоже на мою землю опираясь.

И он чувствовал, как к горлу подкатывается комок, а в виски стучит невидимый, но упрямый назойливый молот.

Безумная мысль пронзила его. Оставив лошадей в борозде, он поднял лопатку, которой очищал плуг от земли, и пошел напрямик через свежевспаханкое поле и зеленые всходы озимой пшеницы к делянке деда. Ноги завязали в пахоте, натыкаясь на твердые комья. Это еще больше распаляло его ярость, он ускорил шаги, нелепо размахивая руками, словно плывя в теплом воздухе, насыщенном терпкими запахами земли и весны.

Заметив, с каким угрожающим видом несется он, словно вихрь, Панагица не на шутку перепугалась. Она хотела окликнуть его, спросить, куда спешит, как на пожар, но у нее отнялся голос. Он прошел мимо, будто не видя ее. Ступал тяжело, бормоча что-то и вытянув шею вперед, как ястреб, приближающийся к цели.

Тоадер как раз разворачивался у межи, чтобы начать обратную борозду, но, увидев его, остановил лошадей. Подошел к ним, с невозмутимым видом поправил подпругу, подтянул недоуздок, затем нагнулся над плугом и не спеша стал очищать его лопаткой. Ему не хотелось встречаться со своим двоюродным братом, тем более здесь, на этой земле раздора. Пусть проходит с богом. Но к его удивлению, Василе шел прямо к нему. И не шел, а почти бежал. Тоадер насторожился: вслед за ним неслась Панагица, без косынки, с разметанными волосами. Он оглянулся: ни одного пахаря вокруг. Нижняя губа забилась в дрожи, сердце съежилось. Он стал пятиться назад, с побелевшим лицом и дрожащей губой. А Василе приближался, страшный в своем безумии.

– Что стряслось, брат Василе? – издалека крикнул ему Тоадер надтреснутым голосом.

Но брат не отвечал, продолжая надвигаться на него С лопаткой в руке и с ненавистью во взгляде. Тоадер дрогнул, повернулся и со всех ног бросился наутек. Василе пустился вслед за ним, начав орать и крыть его грязным матом, что с ним никогда не случалось.

Но страх окрыляет, и расстояние между ними росло.

По лощине пронесся женский вопль. И лишь тогда Василе заметил Панагицу, которая бежала к нему, как сумасшедшая.

– Оф, бэдица Василе, разве так можно? Ты что, погубить меня хочешь?

Парень остановился, прерывисто дыша. По его щекам, красным как дикие маки, ручьями стекал пот.

– Что с тобой, бэдица Василе? – приблизившись к нему, испуганно вопрошала она.