Ханс-Петер де Лорент - Негласная карьера

Все решилось за две недели. Отец Барбары подыскал по знакомству квартиру и выделил в приданое полторы тысячи марок. Рюдигер и Барбара зарегистрировали свой брак.

Сложнее всего оказалось поначалу с бабушкой. Она прямо-таки слегла, когда ее Рюди сообщил, что собирается переехать на другую квартиру. Но потом смирилась. Бабушка всегда была склонной к восторженности, а Барбара недаром показалась «очаровательной», словом, опомнившись, она начала радоваться, что вскоре сможет нянчить правнука и восхищаться новым вундеркиндом. В том, что малыш у Рюди и его прелестной жены будет именно таким, не вызывало у нее ни малейших сомнений.

Дальше все пошло в полном соответствии с трезвыми предсказаниями Барбары. Оба сдали экзамены. Оба неплохо. Правда, с латынью у обоих обстояло так себе. Корнелиус родился через два дня после того, как егоотца зачислили в университет на факультет социологии и психологии.

Тем временем молодожены обставили новую квартиру – три комнаты с кухонькой и душем. Родители Барбары не поскупились. Да и дед расщедрился. Он подарил тысячу марок на мебельный гарнитур.

Денег им, в общем-то, хватало. Рюдигер получал пособие, Барбаре почти столько же давал отец, который сказал, что все равно намеревался поддерживать ее, если бы она поступила в университет.

– Кое-что я заработаю на консультациях по налогам, – пообещал Рюдигер, старавшийся свыкнуться с ролью отца семейства.

Пока Барбара, уже довольно неуклюжая, готовилась к родам, делала специальную гимнастику, ходила по врачам и обставляла детскую, Рюдигер начал свою студенческую жизнь. В вечерней гимназии он почувствовал некоторый интерес к политическим наукам, поэтому, прочитав проспекты разных факультетов, решил избрать социологию.

Видимо, многим абитуриентам пришла в голову та же мысль. Во всяком случае, женщина, которая консультировала поступающих, аж застонала, когда Рюдигер назвал выбранный факультет. После почти двадцатиминутной консультации определилась и вторая специальность – психология.

На двух ногах чувствуешь себя устойчивее, подумал Рюдигер. Потом посмотрю, что больше понравится.

На консультации ему говорили, что ученому сейчас нужна научная мобильность, универсальность; Рюдигер слабо представлял себе, чем будет заниматься конкретно, но «психология» – это звучало солидно. Он целый день проблуждал по университету.

При подаче заявления на стипендию главной проблемой оказалась не столько длинная очередь претендентов, сколько запутанность собственных семейных обстоятельств. Кого указывать в справках? Отца, которого он знать не знал и который неизвестно где пропадает? Отчима, так и не усыновившего Рюдигера? Может, деда? Формальности утряслись, но вера в себя, чувство собственного достоинства, с которыми он вышел из гимназии, были поколеблены.

Расстроенный Рюдигер наведался на факультет психологии. Здесь его окончательно обескуражили многочисленные газеты, агитгруппы с мегафонами, лозунги на стенах, суета, в которой он не мог разобраться.

В страховом агентстве все было совсем иначе. Строжайшая дисциплина, четкая субординация, начало или конец работы – минута в минуту; профучилище и вечерняя гимназия также подчинялись точному расписанию. Там известно, что будет завтра, какие тебя ждут трудности или успехи. Здесь же все чуждо, холодно, обезличено, а главное – непонятно.

Взять, например, аббревиатуры. Ему следовало прочитать объявление СФПС, но как догадаешься, что имеется в виду совет факультетов психологии и социологии. Слава богу, кто-то помог разобраться в этой путанице и посоветовал:

– Сходи в СФПС. Там дают консультации первокурсникам.

Рюдигер поехал лифтом на третий этаж, где размещались «психи».

Он не угадал даже с одеждой. Когда Рюдигер стажировался на должность налогового инспектора, то обзавелся приличными костюмами, блейзерами, брюками и пиджаками, правда, чуть поношенными и не совсем впору, так как бабушка опять покупала их по случаю. Неужели придется отказаться от строгого стиля? Странно, для вечерней гимназии все это неплохо подходило.

Рюдигер совсем растерялся, когда вошел в комнату совета и увидел своих консультантов. Комната была тесная; здесь и при большем порядке не насчиталось бы дюжины квадратных метров, у окна стоял стол с пишущей машинкой, вокруг лежали кипы бумаги, выглядывали банки с краской, валялись фломастеры, громоздились тюки макулатуры. Перед столом на вращающемся кресле сидела девушка, забравшись на него с ногами, что потребовало, видимо, известной ловкости при столь малых размерах сиденья. У стола, занимавшего основное место, стояли еще двое – про одного из них Рюдигер затруднился бы с уверенностью сказать, парень это или девушка. Оба были в свободных клетчатых рубахах, скрадывающих фигуру. Судя по всему, они писали заголовки для стенгазеты.