— А если бы у него стекла были прозрачные, тебе было бы легче? Тонированные стекла — это тоже такой хиджаб. Типа чадра для тачки!
За рулем “десятки” сидел их одноклассник Адлан. Адлану еще не исполнилось восемнадцати, и водительских прав у него нет. Зато есть отец, богатый бизнесмен, и дядя, начальник в милиции. Поэтому Адлан уже имеет свою машину и может ее водить. Права у него никто из местных не проверяет.
Собственно, права в Шали вообще не проверяют. Если машину останавливают, проверяют паспорт, следы приклада на плече, багажник, могут перевернуть вверх дном весь салон. Ищут оружие или какие-нибудь улики, доказывающие причастность к боевикам. Но, если вдруг находят на своей ладони немного денег, могут и отпустить.
Никто уже не помнит, когда в Шали в последний раз останавливали только за нарушение правил дорожного движения, — если говорить об обыкновенных правилах. Особые правила дорожного движения в Чечне нарушать очень опасно. Особые правила таковы: пропусти военных, пропусти милиционеров, пропусти начальников и, главное, пропусти кадыровцев. И неважно, помеха они справа или слева, на главной дороге или второстепенной, что говорят дорожные знаки и разметка. Если не пропустишь кадыровцев, жди неприятностей.
Хотя, если пропустишь, все равно жди неприятностей. В новой Чечне есть такая примета: увидеть кадыровца — к беде.
У Адлана дядя хорошо знаком с кадыровцами, поэтому Адлан рассекает по городку на собственной тачке и даже подвозит до школы красотку Фатиму. А Мовлади с Лёмой он никогда не предлагал подвезти их до школы, хотя они ему тоже соседи. Конечно, ведь везти Фатиму гораздо интереснее!
Да и не дружил Адлан ни с Мовлади, ни с Лёмой. В школе у него были свои друзья, такие же крутышки, как он сам, мажоры.
Дорога до школы проходила мимо районной поликлиники, мимо автобусной станции и рынка, потом через площадь наискосок, между зданиями администрации, построенными еще в советские времена. Мовлади с Лёмой успевали наговориться обо всем, что им было интересно и чего нельзя было обсудить со старшими.
— Гордый человек Адлан, зазнается, — сказал Лёма по-чеченски. И тут же перешел на русский: — Понты колотит, а сам обыкновенный чмошник!
И впрямь, если разобраться, кто он такой, Адлан? Что он сделал сам? Взял у папаши тачку и думает, что теперь он Джеймс Бонд! Тоже герой: если бы не отец и не дядя, кем бы он был?!
Мовлади как бы отвечал Лёме и в то же время говорил о своем:
— Хорошо милиционерам. Они много получают.
— Даже после отчислений в фонд Кадырова остается достаточно!
— Ага, добровольно-принудительных…
— Ну так что, пять тысяч долларов — и ты милиционер, — сказал Лёма.
— У меня нет пяти тысяч долларов, — отрезал Мовлади.
— За полгода отбиваются, дальше чистая прибыль.
— Знаю. Но у меня все равно нет таких денег. И у моих родственников тоже нет.
А вот Адлана возьмут в милицию: папаша за него заплатит. Или вообще без денег: дядя устроит. Да только Адлан не пойдет в милицию. Он же трус и слабак. Адлан уедет в Россию, учиться в институте.
— Слушай, — спросил вдруг Лёма, — а почему семья Адлана еще не переехала в Россию? У них же полно денег!
Мовлади задумался, перевесил сумку с книгами и тетрадками с одного плеча на другое и ответил:
— А кто они будут в России? Никто не будет даже знать, как их фамилия. Там своих богачей хватает. А здесь они знаменитые…
— Может, и Адлан не поедет в Россию. Останется работать в милиции.
— Да ты что! Чтобы в милиции работать, нужно в армии отслужить. А в армию Адлан точно не пойдет: папаша его откупит.
Мовлади вздохнул:
— И мне сперва надо в армии отслужить.
— В милицию берут и тех, кто был в боевиках!
— Ну, — хмыкнул Мовлади, — из боевиков вообще можно уже не в обычную милицию, можно сразу в кадыровцы проситься!
— Ага, кадыровцам еще лучше, чем милиционерам! Им все можно.
— Кадыровцем быть круто! Я бы пошел в кадыровцы!
— Ты что?! — испугался Лёма. — Родители проклянут…
Мовлади замолчал: друг был прав. Старшие никогда не разрешили бы Мовлади идти в кадыровцы, даже если бы у него вдруг возникла такая возможность. Отец Мовлади называл кадыровцев “опричниками”. Придумал он это прозвище не сам — прочел где-то в российских газетах. Матери газеты читать было некогда, умными словами она не бросалась и называла кадыровцев просто — пастухами, горцами, понаехавшими, сучьими детьми или бессовестными ублюдками, — по настроению.
Читать дальше