Клайв Стейплз Льюис: Кружной путь, или Блуждания паломника

— Не все ли равно? — ответил он. — Движение важнее цели.

— Значит, вы просто гуляете?

— Конечно, нет! — и Виртус несколько смешался. — Я совершаю паломничество. Раз уж вы настаиваете, признаюсь, что цель мне не очень ясна. Но не в этом суть. Размышления идти не помогут. Главное — делать по тридцать миль в день.

— Почему?

— Так надо.

— А, вон что! — вмешался Джон. — Значит, и вы верите в Хозяина.

— Нет. Я не говорю, что это Он так велел.

— Тогда кто же?

— Я сам.

— А зачем?

— Это все умозрения! Что могу, то делаю. Мог бы, делал бы больше. Главное — иметь свои правила и соблюдать их.

— А вы куда идете? — спросила Лирия Джона. И Джон рассказал ей про остров с самого начала.

— Тогда вам надо повидать папу, — сказала Лирия. — Мой отец — сам лорд Блазн. Живет он вон там, через полчаса дойдем.

— Ваш отец был на острове? Он знает путь?

— Он очень часто говорит совсем как вы.

— Идите и вы с нами, Виртус, — сказал Джон. — Вам ведь все равно.

— Нет, — сказал Виртус. — С дороги сходить нельзя.

— Почему? — спросил Джон. — Не понимаю.

— Вот именно, — сказал Виртус.

Они спустились на зеленую лужайку, за которой лежал лес. Мне показалось, что Джон колеблется, но потому ли, что на дороге было слишком жарко, потому ли, что он рассердился на Виртуса, или потому, что туда шла Лирия, свернул к Югу.

Идти по лужайке было легко, трава ложилась под ногами, грело солнце, где-то печально и нежно звонили колокола.

— Это в городе звонят, — сказала Лирия. Теперь они шли рука об руку, и даже целовались, и тихо говорили о чем-то нежном и печальном. Лесная тень и звон колоколов напоминала Джону об острове и, почему-то, о темнолицей девице.

— Именно этого я и хотел, — сказал он. — Девица груба, остров бесплотен. Вот она, истинная жизнь!

— Это любовь, — вздохнула Лирия. — Вот он, истинный остров!

Потом я увилел во сне город, старинный, в шпилях и башнях. Лежал он в долине, через него медленно текла река, дома были сверху донизу увиты плющом. Джон и Лирия вошли в старинные ворота, пробитые в обветшалой стене, постучались у резной двери, их впустили, и хозяйка повела гостя в полутемную сводчатую комнату с витражом. Им принесли сласти, плоды и вино, а вслед за этим явился сам лорд Блазн, среброкудрый старик в мягких одеждах. Джону показалось, что он похож на управителя в маске, но гораздо лучше его, ничуть не страшный, не говоря уж о том, что маска ему не нужна, у него такое лицо.

Пока все угощались, Джон говорил об острове.

— Здесь ты обретешь его, — сказал лорд Блазн, глядя ему в глаза.

— Как же так, в городе?..

— Он везде и нигде, — промолвил старец. — Надеюсь, даже в Пуритании знают, что замок Хозяина — в нашем сердце.

— Я не замок ищу, — сказал Джон. — А в Хозяина я не верю.

— Что значит «верить»? — спросил старец. — Те, кто говорил тебе о Хозяине, и ошибались, и не ошибались. Красота — это истина. Хозяин, которого они жаждут — здесь, в сердце. Остров, который ты ищешь, ты уже нашел.

Наевшись, старец взял арфу, провел рукой по струнам, и Джону показалось, что он слышит дивные звуки, которые предвещали видение. Тут старец запел — не тем печальным, мягким голосом, каким говорил, а сильно и звонко, и в комнате зашумело море, закричали птицы, подул ветер, загрохотал гром. Джон увидел свой остров, больше того — он ощутил его благоуханье сквозь острый запах волн, словно до песчаного берега оставалось несколько ярдов.

Но только он коснулся ногой песка, песнь оборвалась, видение исчезло, Джон очутился на низком диване, рядом с Лирией.

— Спойте еще раз! — вскричал он. — Прошу вас, спойте!

— Я знаю много других песен, — сказал старец. — Лучше не слушать одну и ту же два раза подряд.

— Я умру, лишь бы ее услышать, — сказал Джон.

— Хорошо, — сказал певец. — Тебе виднее. Он мягко улыбнулся, покачал седыми кудрями, и Джон, сам того не желая, подумал, что после пения речь его немножко глупа. Но волна дивных звуков смыла все мысли. На сей раз Джон наслаждался еще больше и подметил много нового, и решил: «Теперь я не забудусь и выжму из этой песни все». Он уселся поудобней, Лирия взяла его руку, и ему было прятно, что они увидят остров вдвоем. Наконец, остров явился, но Джон едва его заметил, ибо у самой воды стояла златокудрая дева в сверкающем венце. «Ну, вот! — обрадовался Джон. — Совершенно светлая кожа!..», и протянул руку к сияющей золотом деве. Любовь его была так чиста и прекрасна, что он пожалел себя, и даже деву, за то, что они так долго томились в разлуке. Когда он собрался ее обнять, песнь оборвалась.