Оксана НеРобкая - Конец Рублевки

– Но зачем же это так открыто демонстрировать? Окружающие почувствуют собственную ущербность, – мужчина нажал на ее кончик носа. Девушка нахмурилась:

– Знаешь, меня достало постоянно изображать королеву общительности! Я имею право вести себя в соответствии с настроением!

– У тебя предменструальный синдром? Хочешь, поедем домой, я сделаю тебе массаж?

Предложение было заманчивым, но все-таки отказалась:

– Вряд ли массаж поспособствует сосредоточенности. А она мне чрезвычайно необходима.

Кавалер изогнул бровь:

– Намек на то, что нынче я останусь невостребованным?

– Надеюсь, твоя душевная рана заживет к завтрашнему вечеру?

– Увы, нет. Завтра я занят допоздна.

– Тогда в четверг?

– Отлично. Я провожу тебя? – Адамов отодвинул стул, помогая спутнице встать.

– Не стоит, Тимур. Я сама доберусь, – она приникла губами к его рту в глубоком поцелуе.

Домой доехала быстро – пробки на дорогах уже рассосались. Мчаться по полупустой трассе было сплошное удовольствие. Девушка даже забыла, что в принципе ненавидит управлять автомобилем.

Нырнув в постель и накрывшись одеялом с головой, решила: если дистрибьюторы не готовы платить за альбом, она отдаст его почти даром. Вероятно, Марина рассчитывала на слишком многое: и на рекламу, и на гонорар ребятам, и на прибыль лейбла. Но коль не получается, резонно понизить запросы. В конечном итоге, на смежные и авторские права компания не тратилась, поскольку коллектив «Арктики» сам пишет слова и музыку. Она отдаст альбом за символическую цену, отметив в договоре тираж в две тысячи экземпляров, не больше. После чего и наступит момент истины. Если ставка правильная, и предчувствия оправдаются, то дебютник группы будет распродан за месяц. И тогда дистрибьютор взалкает о допечатке. В дополнительном соглашении лейбл продиктует новые условия, где будут учтены и гонорар артистам, и повышенные роялти. Если же альбом провалится… Что ж, значит, большинство людей предпочитает другую музыку.

«Деструктивный настрой способен загубить любое дело, – одернула себя Летова. – Все, что требуется – устроить маленький ажиотаж». Помнится, один незаурядный пиарщик задолжал ей услугу. Она долго берегла возможность воспользоваться ею. Похоже, наступил крайний случай.

При известной доле воображения бугристую пелену молочных облаков в иллюминаторе можно было принять за очертания сказочного мраморного замка с белыми стенами, белыми лужайками, белыми садами… Где-то там, внизу простиралась колымская тундра – несколько минут после взлета ее еще можно было видеть; когда самолет набрал высоту, в поле зрения не осталось ничего, кроме бескрайнего неба.

Сашка застегнул верхнюю пуговицу на рубашке: в салоне стало прохладней. Климат- контроль был установлен на 18 градусов тепла, тогда как температура за бортом не превышала минус сорок. Парень поймал себя на мысли, что уже немного соскучился по морозу. Впрочем, зимы ждать недолго. Скоро он достанет лыжи, хранившиеся на балконе, и будет рассекать по хрустящему снегу, вдыхая колючий воздух.

Посмотрел на часы. Виктория, должно быть, уже добралась до дома. Вчера вечером в телефонной беседе он сообщил ей, что на три дня улетает в Москву. Девушка вызвалась проводить его до аэропорта, но получила твердый отказ. На том и успокоилась. Сегодня, стоя в очереди на регистрацию, Сашка с удивлением заметил Вику, входившую в здание аэровокзала. Она виновато улыбнулась:

– Не ругайся. Мне надо было тебя проводить. Я уговорила папиного водителя меня довезти, ты не беспокойся. Он меня ждет в машине и добросит обратно в город.

Развел руками, не зная, как реагировать.

– У тебя сколько времени до начала посадки?

– Полчаса.

– Выпьем чая? – махнула в сторону точки общепита на первом этаже.

– Выпьем, – послушно кивнул, помимо воли восхитившись ее настойчивостью.

Разместились за круглым столиком возле окна. За толстым стеклом серело взлетно-посадочное поле. Девушка накручивала на палец темный локон. Сашка посмотрел на ее тонкое запястье, украшенное змеевидным браслетом, и решил, что когда вернется, обязательно инициирует серьезный разговор. Вика не понимает намеков. Тем хуже для нее. Придется объяснить доступным языком, что между ними не может быть ничего, кроме ненавязчивой дружбы.

– Вылет в 16.00, да? – уточнила, отхлебнув из пластикового стаканчика.

– Ага. А прилет в 16.05.

– Это как?

– Лететь восемь часов, и разница с Москвой – как раз столько же.