Марк Казарновский - Еврейское счастье Арона-сапожника. Сапоги для Парада Победы

Мне всегда хотелось ехать. Хоть до Варшавы. Но с утра я шел в мастерскую, а вечером брел домой. Уставал. А еще нужно было ходить в хедер [8] Хедер — школа, где дети изучают Талмуд ( идиш ). . Изучать Талмуд. Мне было интересно, что с женами Соломона произошло, пока ребе не шлепал линейкой по пальцам. И я просыпался.

Вначале, любознательный читатель, немного о местах, где жили мои предки. И я, мои родные, жена.

Я покажу вам наш дом. Самый средний еврейский дом на окраине штеттла [9] Штеттл — местечко или район, где компактно проживали евреи, в основном — в Польше, ( идиш ). . А называть поселок не буду. Они похожи друг на друга: бедные и не очень еврейские местечки Восточной Польши. Рядом с домом — небольшой огород. Бабушка и мама вели «битву за урожай». То есть, позднее я узнал, что весь СССР, к которому еще мы не принадлежали, битву за урожай осуществлял постоянно. И зимой, и летом. Но — битва была постоянной, а урожай сопротивлялся. И зачастую даже побеждал. То есть, урожая не было. Но на мамином огороде всегда побеждали бабушка и мама. Поэтому свекла, морковь, картошка и зелень были без перебоя.

Вообще, на нашем огороде росло все. Особенно бурно все стало произрастать, когда в 1939 году мы вдруг стали советскими гражданами, то есть гражданами советской Белорусской республики.

Бурно же стало расти потому, что из лавочек наших одномоментно исчезло все: сахар, мука, крупы, консервы, что из Лодзи, а также керосин и свечи.

Слава Богу, у бабушки все это было в ее волшебной кладовой. Вот, например, о сахаре. Неожиданно бабушка потребовала высадить большое количество свеклы и моркови. И угрожающе на мои жалобы заявила: «Еще спасибо мне скажете». Так и получилось.

Так получилось, потому что исчезли и печеньки, и хлеб (благо все пекли дома), и сахар. Мы все тут же научились — от бабушки — делать сладкую патоку. Конечно, из свеклы. Не так-то все было просто и быстро. А быстро очень хотелось. В общем, в начале свеклу томили. Да, правильно, в русской печке. Потом сок выцеживали — это бабушка и мама, а затем — снова в печь. И вот получаем готовый, сладкий кисель. Это и есть патока.

А кроме свеклы и моркови, которую сушили и она тоже прекрасно шла в чай, весь наш, да и не только наш, огород являл «наглядное пособие» по приусадебному участку. Или — как не пропасть с голода в период революционных катаклизмов.

Вот и пестрели у нас и у соседей саженцами чесночные, луковые, морковные грядки, готовились к высадке картофель, капуста, тыквы, редька различных сортов.

Всю эту сельскохозяйственную канитель я не любил. Еще бы! Мало того, что куриный помет я должен смешать с золой и этой вонючей жидкостью поливать грядки. Еще нужно носить воду. Далеко, через две улицы. А там злые мальчишки, литваки и поляки, ждали, чтобы твое ведро с водой опрокинуть. Хорошего мало, чего уж тут.

Но вот когда под осень пьешь чай со сладкой патокой, то невольно соглашаешься с бабушкой:

— Видишь, Ареле, не даром ты воду таскал все лето. Вот, и сейчас у нас благодать. Даже если люди придут, не стыдно их за стол посадить.

Все вроде забывали, что я почти целый день — в мастерской, а затем нужно и Ханелю повидать.

Но была молодость. Счастье, казалось, так и плывет в наш дом, чуть покачиваясь на мягких рытвинах и колдобинах.

А счастье, это каждый молодой балбес скажет, счастье — это Ханелька!

Однако скажу за дом. Было в нем 5 комнат: зала, столовая, две детские, кухня. Дом был на улице один из крупных. Со стороны улицы он был обнесен палисадником, на участочке росли береза, рябина, сирень и цветы. Где бы я ни был, а дом мой, Дом, забыть не могу.

Наш дом был не из маленьких. Что главное в доме? Правильно — печка. У нас стояла голландка, нагревала комнаты, где спали мы, дети. А главная печь была кухонная. Звали ее почему-то — русская печь.

У печки. (Фото Альтера Кацизне)

В отличие от других домашних дел, а их у меня было множество: Арон — туда, Арон — сюда… То — выгони корову, то — курам засыпь. Это все — работы по необходимости.

Но с печкой все было иначе.

И вновь приходят виденья. Папа покачивается. Вместе с бабушкой поют молитвы.

Начинается утро.

А я уже принес дрова: сухую березу на растопку и ольху да граб — они дают хороший жар.

С шестка беру коробок спичек варшавских и зажигаю растопку — прутики, кору березы, сухие щепки. Все нужно зажечь с одного раза, спички — на вес золота. Хотя я знаю, у бабушки этих коробов спичечных — в кладовке, в сухом месте, полная наволочка. Но не даст. Говорит: «Это — если война начнется».