Юля Панькова - Война не Мир

Пока мы ехали, я рассказала художнику про Ренату. У меня выходило немного сбивчиво, но он не задавал вопросов, только один:

― Не понимаю, в таком случае, почему они не возвращают взрослых? ― в его голосе прозвучала нарастающая тоска.

― Еще до того, как мы начали эксперименты с картинками на Ренате, там что-то пошло не так. Очередная группа наших киднепнутых подвергла идейному облучению всю смену, которая в тот день обслуживала трубу. Потом облученные замочили транслятора. Для Ренаты это было знаком, что началось что-то неправильное. Я попала в Мытые Шеи, в смысле, в Крепкий Орешек, приблизительно через две недели. Дальше я ничего не знаю.

Я неловко отпустила сцепление, и машина едва не заглохла.

― У тебя не кончается бензин? ― испуганно спросил художник.

Потом он спросил меня, где я, кстати, живу, и облегченно вздохнул, когда я ответила.

― А в чем дело?

― Некоторые районы сожгли. Крутые ребята пытались захватить заправки. Предположительно, все это ― исчезновения и прочее ― началось после того, как подняли цены на топливо. Три раза подряд.

Я представила себе бесконечный космос. В детстве мне никак не удавалось просечь значения слов «никогда» и «нигде». Что значит топливо по сравнению с «нигде». Мне кажется, нам всем просто стало тесно на одной планете.

― Скажи, тебе никогда не хотелось смотаться отсюда? Куда-нибудь. Где не надо делить бензин?

― Что значит «никогда»? ― спросил художник, ― такого вообще не бывает.

Рената смотрела телевизор. Режим плей был включен на пошаговый кадр. Выглядела она великолепно, что сделается с нарисованным телом?

Художник замер на пороге комнаты.

― Она?.. дышит! ― пролепетал он. Думаю, это был лучший комплимент его мастерству.

Рената не оглянулась. В углу комнаты были свалены диски. Должно быть, она притягивала их, как до этого бабло на нашу революцию, не вставая с дивана. На экране дергались сцены с людьми в вечерних одеждах. Кто-то играл в казино.

― Что ты смотришь? ― спросила я.

И тут произошло что-то странное. Я почувствовала, как меня тянет вниз. Сопротивляясь, я еще могла устоять на ногах. Я сообразила, что Рената меня притягивает. В голове закружились обрывки последних событий. Я увидела слепца, баночки кока-колы, пустынные улицы и розовый шарф.

― Прекрати! ― закричала я и почувствовала, как художник вцепился в мою ногу. В тот же самый момент я столкнулась нос к носу со сверкающей оливковой массой, внутри нее колыхалось что-то перламутровое. Оно смотрело во все глаза. Но не обычно смотрело. Как таковых глаз совсем не было. Оно смотрело как бы отовсюду и на меня. Я поняла, что это она. Наша сбрендившая от картинок Рената, молекула, как она есть. Мимо нас неслось куда-то черное пространство, испещренное серебряными нитями. Нити колебались как лучи автострады в невесомости. На застывших снимках с большой выдержкой это выглядит немного иначе. Но если начать вглядываться, кажется, что изображение плывет. Здесь оно плыло стремительно, по бесконечным траекториям, нигде не начинаясь и не заканчиваясь. Я почему-то подумала, я просто узнала, что могу найти среди этих нитей того, кто меня спасет. Я не могла крикнуть «Караул», например, потому что у меня не кричалось. Мне как бы нечем было кричать. Но я точно знала, что могу звать. Я позвала. Я выкинула в черное пространство всю боль, которую когда-то имела и, кажется, даже ту, что буду иметь. Я как бы зачерпнула из вероятного будущего на всякий пожарный, чтобы меня лучше расслышали.

― Эй! ― звала я, ― хреновы люди! Я тууут!

По законам бетономешалки, крик должен был расходиться кругами.

― Не неситесь как угорелые! Обратите внимание, вот я!

Словно слабое эхо ответные импульсы стали касаться меня один за другим.

― Мы тут. Мы тут, ― говорили они, ― это ты несешься.

И они убегали дальше. Я напряглась. Я напрягла все, что во мне было ― все 380 разных умений, или сколько их там. Плюс эмоции, чувства и волю. Я почувствовала, что у меня много ног. Гораздо больше, чем когда-либо было на всем белом свете.

Пространство передо мной задрожало и замелькало что-то вдали. На меня вдруг посыпались перламутровые ядра. Я поняла, что научилась притягивать. Я притягивала молекул.

― Шшшит! ― крикнула я, ― что вы все какие-то маленькие? ― и отправила их восвояси. Они убрались не очень охотно, словно сначала я предложила им покататься на надувном батуте, а потом прогнала.

― Здесь не играют, ― пищали они и исчезали, оставляя за собой серебряные хвостики.