Александр Ермак - Чагудай

– Да уж, – вспомнил я драку с Юркой.

– Вот так и навязываются самые простые правила. Они понятны, удобны для большинства людей. Из тюрьмы они разносятся, проникают, внедряются повсюду. В школах, в училищах, в армии… Если ты вежливый – значит слабый. Если не бьешь – значит слабый. Если просишь о чем-то – опять же значит слабый…

Я был потрясен:

– Но ведь это страшно – никому не верить, ни на кого не рассчитывать – только на собственные кулаки…

– Но зато ведь и не надо думать… А если, Коля, не можешь не мыслить, то это твои проблемы. И мои. Я вовремя не уехал. А ты уезжай, беги…

Я вспомнил:

– У нас еще Лешка Зубенко хочет из Чагудая уехать – в военное училище в Шольском поступать… И Наташка Федотова врачом собралась стать…

– Уезжайте все, все, в ком есть хоть искорка разума. Уезжайте и не возвращайтесь.

– Но почему мы должны уезжать из родного дома?

Пойгу улыбнулся и быстро отхлебнул, завернул пробку:

– Потому что ты еще не представляешь себе всей силы, подлости Чагудая. Ты не можешь остаться здесь таким, как есть. В Чагудае живешь и не замечаешь, как он тихо, постепенно проникает внутрь тебя, дурманит, травит. И уже потом ты вдруг раз и понимаешь, что вовсе и не принадлежишь себе. Чагудай управляет, распоряжается тобой. Он сидит в тебе. Не отпускает. Он – это и есть ты. А от себя ведь не убежишь. Вот почему мне поздно. А вы еще молодые. И ты, и Наташка, и Лешка… Беги, Коля, отсюда, беги!

Он развинтил фляжку и снова отхлебнул. И еще. И еще. Грусть в его умных глазах сменялась безнадежной тоской.

Я глядел на Пойгу и не мог понять. Он учит меня бросить родной дом, мать с отцом, брата с сестрой Варенькой. Бросить всех, чтобы спастись самому?

Да, я могу уехать учиться, работать в Шольский. Туда, где люди вежливо здороваются, не плюют под ноги, спорят на словах. Иногда кричат друг на друга, но не дерутся, договариваются в конце концов миром сами или через суд. Этим людям наверняка нужны новые хорошие дома, клубы, больницы, мосты, автострады…

Но и Чагудаю нужны новые хорошие дома, защитная зона между заводом и поселком, школа с бассейном… Здесь я тоже могу строить. Могу. Могу ли?

Я смотрел на прикрывшего глаза Пойгу. Нет, учитель прав. Надо уезжать. Надо бежать. Пока и меня не прибрал Чагудай. Болезнью. Водкой ли…

Бежать. Бежать. Бежать…

Но я не хотел один. Я уговаривал мать. И отца. И брата:

– Давайте уедем отсюда?

– Куда? Зачем? Вот придумал…

Они привыкли. Здесь все родное. Здесь все просто и понятно. Просто и понятно. А на новом месте? И как ни тяжело им жить, но еще тяжелее оторваться. Они уже не представляют, что можно как-то и по-другому.

Только Варенька понимала меня:

– Я бы уехала отсюда. Но куда мне такой больной? Я и хожу-то еле-еле. А ты, Коля, езжай. Поступай в институт. Ты способный. Тебя примут. И оставайся там где-нибудь. Только нас не забывай там. Помни…

Я отворачивал от нее голову. Я боялся заплакать:

– Я буду, буду помнить. Всегда…

Через несколько дней после уроков снова подошел к Пойгу:

– Что нужно, чтобы поступить в строительный институт в Шольском?

Учитель кивнул:

– Прежде всего очень хорошо учиться, Коля. Изо всех сил стараться по программе. А еще бы дополнительно заниматься. Там ведь конкурс очень серьезный…

И я взялся. За все предметы сразу. Говорил себе:

– Надо, Колька, надо. А иначе останешься здесь. Сгниешь в Чагудае…

Пятерки просто посыпались в мой дневник. Директор начал меня на собраниях всяких в пример ставить:

– Всем бы так, как Парфенов Николай учиться.

Другого бы пацаны уже вовсю дразнили зубрилой, ботаником. Но не меня. Все знали, что кулаки мои – будь здоров.

Дома успехам были очень довольны. Хвалила сестра:

– Молодец, братик…

Сема довольно качал головой:

– Ну, даешь…

Мама улыбалась:

– Радуешь меня, сынок, радуешь…

И отцу, конечно, очень льстило, когда хвалили его фамилию:

– Иду мимо школы, а там Парфеновы – на доске почета…

Он не догадывался, что я готовлю побег. Он просто не мог и подумать, что я могу решиться уехать из Чагудая навсегда.

О моих планах знала Варя. Я ей доверял. Она очень строго хранила мои тайны. И еще маме я тоже признался:

– Хочу учиться в Шольском. А как дальше сложится, не знаю. Но сюда вряд ли вернусь…

Думал, что она начнет отговаривать, корить. Но мать, совсем немного помолчав, одобрила:

– Уезжай, сынок, уезжай. А отцу ничего говорить не станем.

На выпускном вечере в школе я лишь пригубил шампанского. Вместе с учителями и родителями. Водка, которую потом пили одноклассники в школьном дворе, просто не лезла мне в рот.