Александр Ермак - Чагудай

Ну, думаю, нужно этого козла проучить. Пусть знает, что надо себя культурно вести среди других людей. Говорю ему:

– Пойдем-выйдем.

Он не понял:

– Я же извинился.

Но я, отпустив тонкую и хрупкую, потащил его на выход:

– Пойдем-пойдем.

А она просто повисла на моих руках:

– Отпусти его!

Легонькая. Я бы их обоих на себе вынес. Но голос такой пронзительный. И все вдруг на нас смотрят.

Я отпустил парня. А она как глянет на меня:

– Не приглашай больше. Не хочу с тобой танцевать.

И эта уже не хочет. Ну и черт с ней. Я выпил еще рюмку и пошел спать.

Утром следующего дня долго лежал в кровати. Вспоминал вечеринку. И эту белобрысую, кудрявенькую как барашек, тоненькую и хрупкую.

В Чагудае я был не первым парнем на деревне. Но и далеко не последним. Отличник, не урод, пацанами уважаем. Закадрить мог почти любую. Проводить после кино, поцеловать, помять, а если повезет – и завалить где-нибудь в подходящем месте.

А одна у меня была даже из лучших в поселке – одноклассница Зоя. Бедра широкие. Крепкие. Груди могучие. Тугие. Я их пару раз трогал. Но большего она не позволяла. В мать хозяйственная Зойка берегла себя для мужа. И я думал – уж не для меня ли? Может, будет ждать моего возвращения? Приеду летом на каникулы, и поженимся? Но хозяйственная Зойка не могла позволить своему богатству простаивать без дела. Вышла замуж через несколько месяцев после окончания школы. За сына заводского бухгалтера…

А у этой белобрысой, кудрявенькой как барашек, тоненькой и хрупкой – ух какой голосок:

– Отпусти его! Не приглашай больше. Не хочу с тобой танцевать.

«Не хочу с тобой танцевать… Не хочу с тобой танцевать… Не хочу с тобой танцевать…»

Праздники прошли. В институте я увидел ее. Мы поздоровались:

– Привет.

– Здравствуй.

И попрощались:

– Пока.

– До свидания.

Общежитие. Учебники. Чертежи. «Привет. Здравствуй. Пока. До свидания». Учебники. Чертежи.

– Кто карандаш стырил?

– Да вон он лежит.

Стройка. Камень на камень. Кирпич на кирпич. «Привет. Здравствуй. Пока. До свидания». Камень на камень. Кирпич на кирпич.

– Раствор давай!

– Даю! Даю!

Я каждый день искал ее в институте. Поздороваться и попрощаться. А потом как-то решил дождаться ее на улице после занятий. И проводить что ли.

Надо же так случиться – из дверей выскочил и наступил мне на ногу тот самый парень, что надоел мне на новогодней вечеринке.

– Извините!

Не раздумывая, дал ему в нос. Потом под дых. Парень скорчился. А я ему еще коленом в ухо:

– Я тебя извиняю, козел, извиняю…

– Немедленно прекратите! – на улицу из института вышли несколько преподавателей.

А следом за ними – она. Надо же так случиться…

Преподаватели что-то говорили. А она в ужасе смотрела на разбитое лицо парня, на лужицу крови, на мои кулаки.

Меня разбирали на студенческом собрании. Грозились исключить из института. А еще она налетела на меня в коридоре:

– Ты что, не понимаешь? Или просто дурак? Тебя же могут в тюрьму посадить. Если он в суд подаст…

Я не верил:

– В суд. За что? Ну, подрались малость…

– Малость, – она аж задохнулась от возмущения.

И до меня дошло – это у нас в Чагудае такое дело малость, а по их шольским меркам, наверное, драка – действительно серьезное преступление.

Я извинился. Искренне. Я все-таки понимал, что бывают в жизни и такие случайности, совпадения, как с этим парнем. И мне было жаль его побитого. Изрядно. Ни за что ли.

Но как объяснить им всем, как объяснить ей, что это не я бил его, что это Чагудай. Это он, он постоянно огрызается, делает мое лицо страшным. Это его привычка бить первым. И как это трудно – остановить себя, не ударить, когда кто-то задел тебя даже и совсем случайно Я не виноват. Боже, как мне стыдно, когда я вижу извиняющуюся улыбку прохожего, нечаянно зацепившего меня локтем на улице. Этот человек и не подозревает, что мне едва удалось сдержать себя. Еще немного и я дал бы ему в нос, потом под дых, коленом в ухо…

Из института меня не исключили. Обошлось каким-то общественным порицанием:

– На первый раз.

Парень в суд подавать не стал. Хотя его родители хотели. Адвоката наняли. Но и тут обошлось.

Я каждый день искал ее в институте. Но она больше не здоровалась со мной и не прощалась. А я учился дальше. И строительному делу, и нормальному человеческому поведению.

Так же новой жизни учились, наверное, в Шольском и двое других моих одноклассников-чагудайцев. Будущий врач Наташка Федотова и будущий офицер Лешка Зубенко. Виделись мы очень редко. Очень. Приехали поступать в разные дни. Учились в разных местах. Разные заботы. Разные интересы. А может, мы одинаково не хотели вспоминать Чагудай? И потому не искали встреч друг с другом?…