Александр Ермак - Офелия и Брут

Я не могу больше… Не торопиться?… Ты хочешь поиграть?… Какие они у тебя нежные… Как ты ласкова… Да-да… О… Как я люблю тебя… Твои губы, твой язык…

Да, теперь вот так…, я ласкаю тебя…, я чувствую твой запах и вкус… Я…, я теряю над собой контроль… Боже… Я люблю тебя, Облачко…

Как нам хорошо вдвоем… Ты любишь меня, какое счастье… Я был и есть первый и последний, единственный и неповторимый мужчина в твоей жизни?… Неужели ты никогда не хотела и не любила никого, кроме меня?… Нет?… А вдруг кто-то может быть лучше?… Не может быть?… Никого не нужно?…

Моя рука устала, но хочется, чтоб ты лежала на моем плече вечно… Чтоб я чувствовал твою любовь, твою веру в меня, в наше будущее со мной…

Мы снова говорим об этом… Мы с таким нетерпением ждем… Скоро, очень скоро ты скажешь мне… Я так хочу услышать это… У нас будет ребенок… Я переспрошу тебя, как бы не понимая… У нас?… Ты ответишь: да, у нас… Ребенок?… Ребенок… Дочь?… Сын… Сын?! Сын! Сын!!!.. И кто будет счастливее меня в эту минуту…

Я, кажется, засыпаю… Выключишь свет?…

Я улыбаюсь… Я знаю, утро начнется с тебя, с твоего поцелуя, с твоей улыбки. Ты скажешь мне: “Доброе утро, милый” и протянешь чашечку кофе…

А завтрак уже готов… Отутюжены брюки и рубашка… Почищена обувь… А ты одета, как будто идешь на светский бал, а не провожаешь мужа на работу… Когда ты все успеваешь?… Я так люблю тебя, Облачко… Я готов для тебя на все… Я, может быть, даже не пойду завтра с ребятами пить пиво… Хочешь?…

– Не может быть, – только и смогла прошептать она, читая выпавшую из букета записку. Роскошные розы впились шипами в ее ладони. Но не они пронзили болью сознанье, а два слова: «Моей Ольге» – все содержание записки.

– Моей Ольге… – повторила она вслух, – Этого просто не может быть…

Она так ясно увидела Альфреда, лежащего в постели, его осунувшееся лицо и горящие глаза. Она вновь услышала его слабый голос:

– Я скоро уйду, но это ничего не значит. Я не отдам тебя никому. Ты будешь любить только меня. Пройдет время. Тебе будут говорить – жизнь продолжается, ты красивая женщина, как смотрят на тебя мужчины – выбирай любого и не хорони себя раньше срока. И ты так и сделаешь. И будешь жить, как все, но любить ты будешь только меня. Я не отдам тебя никому и после того, как меня не станет. Это мне по силе…

Она слушала тогда Альфреда и не понимала, о чем он. Ольга безумно любила его и в мыслях у нее не было любить кого-либо еще. Но она прощала его – больного умирающего человека, как впрочем всегда прощала Альфреда и здорового.

Ольга не вдумывалась в смысл его слов – в них не было никакого смысла. Тогда.

Но после смерти Альфреда, после нескольких месяцев воспоминаний, страданий, увещеваний, она уступила жизни и тому, кто спал сейчас в ее кровати, тому, кто каждым своим словом, движением отодвигал от нее прошлое, размывал четкость линий и лиц минувшего.

Он был неглуп, заботлив и временами даже трогателен. С ним не было тошно вечерами и спокойно засыпалось. Он был аккуратен и чистоплотен. Он нравился ее подругам – делал им комплименты, умел поддержать разговор. Он говорил о семейной демократии и идиллии. Он сам был практически идеален. Но, Боже, разве можно было его сравнить с Альфредом?

Альфред был во всем неистов – и в мыслях и в чувствах. Он не говорил о них, он жил ими. И это волновало ее необычайно.

– Ольга, – услышала она сзади. Мужчина обнял ее и, поцеловав в шею, выдохнул в ухо:

– Поздравляю с днем рождения…

Он развернул ее к себе лицом и протянул на ладони открытую коробочку с кольцом.

– Спасибо, дорогой…

Боже, это первый день рождения без Альфреда… Но он не забыл – он прислал этот букет. Так, как присылал его, когда не мог быть рядом с нею. Из любого города, из любой страны в этот день приходил букет роз с маленькой запиской «Моей Ольге». Он никогда не сомневался и не говорил лишнего – Моей Ольге…

– Моей Ольге? – прочитал Он, – От кого это?…

– Потом, если позволишь…

Она налила себе виски и вышла на балкон. Поймала себя на том, что последний раз с утра пила виски после того, как они с Альфредом гуляли всю ночь по городу в грозу…

– Тебе плохо?

– Ничего… Оставь меня, пожалуйста, я потом все объясню…

Альфред, Альфред… Этот безумец, действительно, не хотел выпускать ее из своих объятий, отдавать кому-либо еще…

Забравшись на кресло, и отхлебывая уже прямо из бутылки, Ольга вновь и вновь перебирала в памяти свое прощание с Альфредом. Тогда ее поразило насколько живым казалось его лицо с затаившейся в уголках губ улыбкой. Он пронес ее через всю свою жизнь. Даже на самых ранних детских фотографиях Альфред улыбался. И теперь, думая о нем, Ольга в первую очередь вспоминала его улыбку…