Нина Орлова-Маркграф: Хочешь жить, Викентий?

Почти два года мы с Борей посещаем училище, до конца еще столько же веселеньких дней, заполненных изучением муляжей и костей, походами на операции, в зубной кабинет и морг.

Иногда на меня нападает отчаяние.

— Боря! — говорю я горестно. — Боря, ёж-колобок! Мы же мечтали быть золотоискателями, капитанами, найти свое Эльдорадо, а будем зубными техниками… Рвем отсюда когти, пока не поздно!

Но Боря никогда не меняет своих решений: он не знает сомнений. Он смотрит решительно и деловито, он знает все на десять лет вперед, с ним все кажется простым и ясным, как дважды два, он — вот такой мужик! И я успокаиваюсь и опять согласен таскаться за компанию с ним в это — пропади оно пропадом! — училище, раз уж ему загорелось стать зубником.

— Наше золото от нас не уйдет, — каждый раз утешает он меня, расставляя на доске старенькие шахматы или, как сегодня, когда мы сидим у меня и готовимся к завтрашнему зачету, делая крепкими, плечистыми буквами краткие выписки из учебника. — Только мы не будем такими дураками, как были в детстве. Помнишь, как песок в ручье промывали?

Мы дружно смеемся.

— Слушай, Шурик, — говорит Боря, переписывая из учебника таблицу состава крови, — ты все еще влюблен в Люду Потёмкину?

— Нужна она мне! — пожимаю плечами я. — А ты?

— Пожалуй… — задумчиво отвечает Боря. — Ты знаешь, у нее, оказывается, семья такая интересная: мама глазник, а отец заведует урологией.

— У тебя что, камни в почках или бельмо на глазу, что тебе это интересно?

— Да нет, Шурик, я здоров… — вздыхает Боря, захлопывая учебник. — Я завтра ее в кино собираюсь пригласить…

— Хоть сто раз! — отмахиваюсь я. — Подумать только, что из-за этой цацы мы с тобой чуть врагами не сделались!

— Ну, я пошел, — говорит он и исчезает за дверью.

На следующее занудное мартовское утро я опаздываю на занятия. Бегу бегом мимо бани, базара, зеленой от пят до маковки церквушки на улице Буденного, пролезаю через заборную дыру в Парк Культуры и вижу впереди, на аллее, сердитую фигуру Бори.

— Горбыль, подожди! — кричу я.

Но Боря не останавливается: он терпеть не может опаздывать. Я догоняю его только у нашего первого корпуса.

— Ты что, тормоза дома забыл? — сердито спрашиваю я. — Остановиться не можешь?

— А ты зубником или пожарником собираешься стать? — тоже сердится он. — Анна Ивановна, второй звонок был?

— Был, был! — шумит вахтерша. — Бегите скорей!

Первая лекция — анатомия.

— Здравствуйте, детоньки! — не глядя, приветствует нас анатомичка Валерия Дмитриевна, направляясь к кафедре, прямая и торжественная, как Александрийский столп. — Сядьте прямо, закройте учебники: перед смертью не надышишься. Снимите со скелета шляпу и пиджак. Мне эта шутка кажется слегка устаревшей. Еще в 1946 году Коля Семянников надел на него солдатскую шинель и гимнастерку. (Коля Семянников — это Николай Владимирович Семянников, самый знаменитый хирург в нашем городе.) Дежурные, потрудитесь, — кивает она в сторону притаившегося в углу, у стенгазеты «Медик», скелета.

Я (мы с Борей как раз дежурные) раздеваю скелет, вынимаю из его решительно сжатых зубов сигарету и сажусь на место.

— Та-ак… — миролюбиво обращается к нам анатомичка. — А теперь приступим к новой теме. Сегодня, а также и на следующей лекции мы будем изучать кости черепа…

— А когда же зачет будем сдавать? — интересуется кто-то из аудитории. — Вы же говорили, что зачет сегодня…

— Зачет будете сдавать после занятий, — бесстрастно объявляет Валерия Дмитриевна. — Итак, детоньки, кости человеческого черепа, как известно…

Тут, взяв указку, она поворачивается к доске, затем обводит глазами голый, пустой стол и останавливает взгляд на нас с Борей.

— Дежурные, где пособия? — стараясь быть спокойной и покрываясь от этого пятнами, спрашивает она.

Наступает глубокая тишина. Валерия Дмитриевна садится, и все мы затаенно молчим целую минуту.

— Ну что ж, — как бы превозмогая себя, шепчет Валерия Дмитриевна, — будем заниматься без пособий…

Бедная анатомичка! Все знают, какой для нее удар — рассказывать вслепую. Рассказывать, не поглаживая при этом косточку, о которой она повествует, не совершая увлекательнейшего путешествия по ее впадинам и бугоркам с простоватыми русскими и длинными, чеканными названиями по-латыни.

— Валерия Дмитриевна, — начинаю я свою повторяющуюся от дежурства к дежурству песню, — можно мы сейчас за ними сбегаем?

— Вале-ерия Дмитриевна-а-а… Ну пожалуйста-а-а… — бубнит вся группа. — Мы так не запомним!