Владислав Дорофеев: Мой батюшка Серафим

Я уже и не слушал, а мысленно говорил своей суженой, которая за полгода до того переехала с родителями в Германию: «Что ты там делаешь?! Довольно дурака валять. Родители решили уехать в Германию (точнее, из России), в спокойную от политики и прочей нервотрепки, страну, прекрасно, но ты-то здесь причем!? Хватит. Пора, наверное, возвращаться. Когда-то нужно начинать делать собственную жизнь, вне пожеланий родителей. Тем более, что ты не просто москвичка, ты уже и православная москвичка».

И это не выдумка. Это проверено. И я не могу делать литературу со своей нынешней женой, не могу. Я просто дохну, как собака, которую кормят толченым стеклом, умираю личностно, тупею, деградирую, выхолащиваюсь. Собственно, дело не в ней, дело во мне. Думаю, моя жена неосознанно делает все, чтобы меня задержать, мне помочь, а я уткнулся в психологический тупик.

Господи! Как же это сделать все? Не знаю. Речь вообще не о какой-то разовой задаче, речь о перевороте сущности, о перемене уровня базовых представлений о себе и мире. Знаю, вижу, как суженая моя могла бы войти в семью. Но как это сделать реально, не знаю, не вижу, не понимаю. Хотя вижу и понимаю – что нужно сделать.

Что происходит? Никак не могу начать делать свою литературу, не пишется. Я превратился в боязливого зайца. Но не могла умереть во мне страсть к новому качеству языка, интуиция к слову. Да и не умерла.

Моя деликатность превысила разумные пределы, когда уже начинается размывание сущности, когда нарушаются границы личного достоинства, и на территорию твоей сущности вторгаются чужаки – вот это и нужно остановить.

Странно, творчество превратилось в категорию выдуманного порядка, без суженой литература моя теряет предметность. Суженая вдыхает в меня ощущение новой реальности, глупую, как будто бы, веру в существование своего мира, отдельного от сущих вокруг, на которые натыкаемся всегда и всюду.

Творчество в любой форме, а в литературной также, не есть подвиг – это есть только мужество, когда вокруг все идут, разгребая навоз, идут побыстрее, зажимая нос от запаха испражнений, а ты опускаешься на колени и начинаешь этот навоз пропускать сквозь пальцы, выискивая жемчуг, оброненный кем-то и когда-то, но наверняка оброненный – ты это знаешь. И все знают, что жемчуг есть, жемчуг был потерян, но всем противно копаться в говне, да и веры наивной нет в возможность найти хотя бы что-то ценное.

А у тебя есть такая наивная вера в невозможное. Но бывает, что у кого-то сохраняется эта наивная вера и естественное желание искать дерьмо в таком говне, куда бы и ты никогда не влез. Кажется, это и есть суженая моя, девочка моя. У нее и у меня есть такая наивная вера.

Гениальная грань схождения мира внутреннего и внешнего, мирное и мощное совместное развитие в точках соприкосновения – это и есть цель.

Уменьшение конфликтов с окружающим миром, потому как ты в него пришел однажды. Но и верно то, что окружающий мир всегда существовал внутри тебя.

Нужно найти непостыдное сочетание внешнего и внутреннего миров.

Вот.

За сим я и решил поехать к старцу Иоанну (Крестьянкину). Зачем? Почему?

Громкое счастье веры – цель поездки. А также нахождение согласия вне и внутри себя. Ответы на семейные вопросы. И подтверждение одной простой истины – не забывай, что ты умираешь в одиночестве. Однако, такая формулировка – это сегодня мало, сегодня нужно расширить отношения с миром.

Твое развитие – это когда ты умираешь на дороге полной людей, с которыми ты не можешь общаться, но не можешь не любить этих людей. Ты умираешь в одиночестве перед Господом. Но перед миром и собой – ты умираешь для людей, поскольку в центре самого населенного из миров – ты сам и есть этот мир, поскольку ты и есть его продолжение.

Довольно, забудь эту светскую суету под названием работа, ремесло, профессия, заработок, хотя, конечно, несмотря на то, что она не задевает меня глубоко, она отвлекает, но ведь она же и дает какие-то деньги, без которых невозможно продолжать жизнь. Жизнь на компромиссе замешана.

Я понимаю, почему я не могу играть в шахматы жизни, заниматься всякой суетой, под названием журналистика, деньгами и властью, – я переживаю страшное по напряжению устремление вперед, поэтому я не могу и не хочу задерживаться хотя бы на чем-то. Неинтересно, отвлекает, кажется незначительным и странным.

Господи! Дай мне устремление к пониманию моего устремления, дай мне смирение и понимание правильной грани, за которой нужно воспрепятствовать насилию и агрессию, глупости и пошлости, за которой нужно перестать жалеть и сочувствовать.