Игорь Свинаренко - Записки одессита

Фрау была довольна горячим приемом и первое время даже хвалила отель, в который ее заселили, а что она не выражает шумных восторгов по поводу невиданного (совками) комфорта, так это относили на счет немецкой холодности и тайного фашистского неизбежного антисемитизма, а тут же все евреи, в Одессе-то.

Витя узнал про эту сказочную тетечку и нашел, кому дать взятку в размере 20 пар колготок, чтобы быть представленным немке, насчет домика. На тот момент в центре Одессы невозможно было найти ничего прекраснее, фрау сдалась, на выставленную Витей цену согласилась сразу, платило ж правительство, но только напряглась из-за условия: плата в валюте выплачивается за три года вперед. Она подняла брови… Но вопрос с предоплатой решился – огромная, с точки зрения Вити, сумма была для западников копеечной; это сейчас мы можем себе вообразить, какой может быть аренда виллы…

Когда фрау въезжала, дворники, которых Витя согнал на участок со всего района, уже вымели и вычистили территорию так, что уборка казалась парням с метлой идеальной. Но они никогда не были в Германии и потому страшно удивились, когда бабушка скривилась: хоть бы прибрались немного к моему приезду. Витя был единственным человеком, который увидел ситуацию в верном свете, он сделал над собой нечеловеческое усилие и, будучи, как всякий выдающийся одессит, талантливым психологом, смог залезть во внутренний мир бабушки. Двор, уборка

которого стоила Вите ящика водки, показался ему помойкой… По которой – в довершение позора – крался старый, облезлый, драный кот и портил обстановку, его там кто-то прикармливал, наверно, от старых хозяев остался, его забыли как Фирса в «Вишневом саде». Витя, думая частью мозга все еще о своем, о бизнесменском, внезапно принял решение придушить кота силами соседского дворника. Но другой частью мозга он уже смотрел на мир подслеповатыми глазами немецкой бабушки, во внутренний мир которой ему страстно хотелось проникнуть, чтобы пополнить свою коллекцию прекрасных картин, нарисованных на немецких банкнотах. Витя, обладатель острейшего зрения, даже прищурился, как его немецкая благодетельница, – до такой степени он вошел в образ. И поэтому, когда тетя открыла рот, чтобы начать говорить, <���Витя уже успел угадать, предугадать ее настроение и сделать нежное лицо.

– А что это за милое существо? – спросила бабушка.

Тон вопроса многое, многое сказал Вите, который в принципе был уже готов к новой ситуации, и он тут же, без паузы, уверенно ответил:

– Это наш любимый кот. Гордость семьи, очень породистое животное, он стоил нам кучу денег, – но разве можно говорить о деньгах, когда перед вами любовь? – Витя продолжал врать естественно и красиво, ведь врать легко и приятно. Он начал увлекаться: – Знаете, мы переехали на новую квартиру, а кот еще не привык и пока ходит сюда по старой памяти. Это возьмет время, чтобы он привык, ну и что? Мы не хотим насилия над животным, – сказал Витя, который еще три минуты назад не был уверен, кто будет душить кота – он сам или все-таки дворник.

Бабушка слушала, она при этом уже гладила кота. Она даже поцеловала один раз это грязное животное.

– Конечно, моя жена страдает, ей тяжело переносить разлуку с котом. – Витя уже набросал себе жестокой рукой картину: когда одна любящая женщина хочет заполучить любимую тварь, а другая из ревности готова идти до конца, чтобы ни с кем не делиться родным существом.

– А нельзя как-то устроить, чтобы это животное осталось в особняке? – спросила бабушка со слезами на глазах.

У Вити был замечательный нюх, вот и сейчас он сделал джазовую паузу, как у Паркера, и сказал:

– Это непростой вопрос. Вопрос морального здоровья нашей семьи. Я пойду соберу семейный совет…

Бабушка вздохнула и, когда Витя уходил, перекрестила его, правда наизнанку, она же была католичка.

На следующий день Витя пришел в свой элитный дом на берегу, молча кивнул бабушке и пять минут гладил кота, лживо, как при настоящем любовном акте, шепча слова любви.

Покончив так с котом, то есть с притворными ласками, причем Витя отметил, что шерсть кота блестит, как соболий воротник его тещи, и от него разит дорогим шампунем, он кашлянул и начал разговор:

– Вы знаете, фрау Гюнтер, я поговорил с женой о нашем любимце. Я сказал ей, что вы бы хотели его иметь в вашем жилище. И что это важно для вас, и потому я буду тверд. Так она, услышав это, прорыдала до четырех утра! Боюсь, что у нас будет конфликт. Конечно, это не вопрос денег, но, как бы то ни было, за двести дополнительных долларов в месяц я берусь ее утешить.