Дмитрий Петровский - Роман с автоматом

– Открывай, не вытрепывайся, – нетерпеливо бухнуло из-за двери, и писатель со вздохом открыл.

– Проходил мимо, вот зашел, – забухтел Зеленский, – все равно делать нечего. Может, дашь пройти?

Писатель нехотя отступил в сторону, пуская Зеленского. Тот рывком скинул с себя куртку, кое-как набросил на вешалку и, не снимая ботинок, направился в комнату.

Зеленский приходил как минимум раз в неделю, просиживал долго, смертельно надоедая писателю и нисколько этим не смущаясь. Они знали друг друга еще с Петербурга, были, как любил говорить Сережа, соратниками по андеграунду. Зеленский тусовался все время возле рок-клуба, читал и распространял мистическую литературу и сам пописывал совершенно безумные, лишенные всяких логических связей стихи. Творческих людей, с которыми его знакомили, в основном музыкантов, он отводил в сторону, называл себя «единственным русским психоделическим поэтом» и спрашивал, не знает ли собеседник, где можно достать препаратов, расширяющих сознание.

Очутившись в Берлине, он окончательно сорвался с катушек: ударился в религию, напившись, до крика спорил и иногда даже дрался в русских клубах, завел себе маргинальных друзей, одним из которых был, например, молодой кройцбергский ав-тономист [31] Автономисты – радикальное молодежное движение. Одно время требовали у правительства признать за берлинским районом Кройц-берг статус автономии. , живший в строительном вагоне рядом с парком. Они часто сидели у Зеленского дома, слушали вместе музыку на притараненном автономистом хриплом магнитофоне, орали о новом искусстве и американской кислотной волне. А раз в неделю он появлялся в гараже в Нойкельне, где грязно одетые «экспериментаторы» с козлиными бородками, склонившись над компьютером и какими-то хитрыми ящиками, извлекали из них чудовищные звуки, а Зеленский под их аккомпанемент читал в микрофон, задыхаясь и тараща глаза, свои стихи, по-русски и по-немецки.

В комнате Зеленский расселся на диване, вытянув длинные худые ноги в грязных серых брюках. На подошвах ботинок отчетливо были видны комья глины с вмятыми в нее травинками и кусками листьев. Зеленский злобно посмотрел на компьютер, затем – на коробку с принтером и пакет, из которого выглядывал нож-гильотина.

– Это что у тебя тут за барахло? – спросил он недоверчиво.

– Да вот, принтер купил, – отмахнулся писатель.

– На хера тебе принтер? Тебя что, не печатают, что ли? А это что? – Он ткнул пальцем в пакет с бумагой и ножом. – Типографию подпольную решил начать?

Писатель немного дернулся и молча, задумчиво-испуганно посмотрел на Зеленского. Впрочем, через секунду он снова размяк в кресле и с прежней пренебрежительной иронией ответил:

– Да вот, решил для своего сборника рекламу напечатать. Может, тоже стану «писателем года».

– Очень смешно! – огрызнулся Зеленский.

«Писателем года» Сережу Зеленского, к огромному удивлению всех, прошлой осенью объявил какой-то малоизвестный левый литературный журнальчик. Помимо этого громкого титула, Сережа стал также обладателем премии в пару тысяч евро. «Психоделический поэт» неделю бегал по Берлину, размахивая журналом со своей небритой физиономией на первой странице, а затем совершенно неожиданно снял квартиру на острове Рюген и переехал туда «работать над новым произведением, требующим совершенно иной атмосферы». Через три дня «работы» Зеленского доставили в больницу в состоянии наркотического отравления, с огромным количеством ссадин и резаных ран на лице и переломами обеих рук. «Скорую помощь» вызвала группа пенсионеров, совершавшая прогулку в горах рюгенского заповедника. Седоволосая фрау в золотых очках и мужской спортивной куртке долго и взволнованно рассказывала потом, как из леса с бешеной скоростью выбежал вопящий человек, и, перемахнув через ограду, прыгнул со скалы.

Сам Зеленский после этого случая долго не мог прийти в себя, никого не желал видеть и только потом, за бутылкой водки и со множеством околичностей, поведал друзьям, что накануне отъезда из Берлина купил у автономиста четыре «марки» ЛСД, а на Рюгене съел их, и, в поисках вдохновения, пошел бродить в горы. Что случилось с ним в горах, Зеленский толком поведать не смог. Получалось, что он довольно далеко углубился в лес, но наконец на маленькой полянке остановился и начал оглядываться. А потом, неизвестно как, голые березовые стволы сложились в его глазах в какой-то жуткий, многообразный и в то же время математически и геометрически правильный узор. Это было невыносимо страшно, Зеленский завопил, неведомая сила подхватила его, проволокла по коридору между березами и плюнула им вниз с обрыва, с трехсотметровой высоты. Обрыв, впрочем, уходил к берегу моря не отвесно, а довольно крутым склоном, и, вместо того чтобы красиво и вдохновенно разбиться о камни, Зеленский долго и мучительно катился, сдирая кожу и оставляя на сучьях клочья одежды.