Джеми Аттенберг - Время повзрослеть

Ты продолжаешь рисовать. Это лучшая часть твоего дня. Самый светлый момент. Дыхание покидает твое тело, и ты как будто медленно паришь над землей. На Новый год, в день новых начинаний, ты позволяешь себе пролистать некоторые из старых альбомов. И ты осознаешь, что стала лучше. Ты не бездарна. Это чувство переполняет тебя. Ты сидишь и испытываешь его. Наедине с собой. Ты позволяешь себе наслаждаться тем, что нравишься себе. А что, если этого достаточно?

Неделей позже ты выходишь из дома, в котором расположена твоя квартира, и замечаешь новый забор на улице. На нем вывеска — разрешение на строительство. Десятиэтажный многоквартирный дом. Застройка начнется через месяц. Ты живешь на пятом этаже. Несомненно, это здание закроет тебе весь вид. Ты все еще думаешь, не шутка ли это. Оборачиваешься, чтобы посмотреть, нет ли камеры за спиной, ожидающей твоей реакции, но все взаправду, твоя жизнь скоро изменится. Наконец-то ты чему-то удивляешься.

Дом строится год, и ты наблюдаешь за этим каждый день. Как кладут кирпич за кирпичом. Ты точно не знаешь, когда он будет завершен, когда вид из окна изменится окончательно, однако устраиваешь вечеринку в ознаменование этого финала. Ты приглашаешь всех знакомых и даже разрешаешь гостям взять с собой детей. Друзья поднимают бокалы за Эмпайр-стейт-билдинг и за тебя.

— Это был отличный вид, — говорит одна из твоих бывших коллег, жених которой ходит за ней хвостом.

— Вид был не на миллион долларов, но он стоил полутора тысяч в месяц, — отвечаешь ты.

— Это отличная цена, — подхватывает ее жених. — Ты не должна переезжать, даже без вида. Не стоит покидать эту квартиру, — говорит он и кладет руку тебе на плечо.

Наступает день, когда уложен последний кирпич и твой вид официально закрыт. Ты покупаешь бутылку вина, заказываешь пиццу и садишься за стол. Ты смотришь в небо, в ничто и в кирпичи. Того, что делало тебя особенной, больше нет. Ты никогда не сможешь вернуть ни тот вид, ни то время. И все, что у тебя осталось от него, — твои альбомы с зарисовками, которые все равно бесполезны. Ты раздумываешь над тем, чтобы сжечь их, но что от этого изменится? Кроме того, они — единственное свидетельство того, что ты существовала на этой Земле. Ты осознаешь: все это время ты просто пыталась доказать себе, что еще жива. «Так что, если его нет, значит, я мертва? — спрашиваешь ты себя и отвечаешь: — Конечно нет. Надеюсь, что нет». Ты пробуешь пиццу, делаешь глоток вина и задаешь себе вопрос, к которому ты наконец готова: «Что дальше?»

Книга опубликована. Это книга об одиночестве, написанная чрезвычайно привлекательной женщиной, уже вышедшей замуж; книга полна критических, но в то же время ностальгических воспоминаний о ее бессемейных днях. Мне совершенно не интересно об этом читать. Я не замужем. Я свободна уже много лет. Эта книга не расскажет мне ничего нового об одиночестве.

Как бы там ни было, все, кого я знаю, говорят мне об этой книге. Они, словно почтовые голуби, передают сообщения, выполняя поручения коварного медиамаэстро, стоящего на крыше в центре Манхэттена. Ничто не помешает им достичь пункта назначения — меня, целевой аудитории.

Моя коллега Нина — у нее на руках звякают браслеты — передала мне свой экземпляр после прочтения, несмотря на то, что я никогда не проявляла к этой книге никакого интереса, не говоря уже о том, чтобы обсуждать ее с ней.

Нине двадцать четыре, она совсем недавно разорвала отношения с каким-то мужчиной. Женщине более старшего возраста и давно живущей в одиночестве хватило бы ума не предлагать такую книгу другой одинокой женщине.

Мама заказала для меня эту книгу онлайн, и в один прекрасный день ее доставили мне, без записки, без имени отправителя. Я потратила целую неделю, чтобы выяснить, кто отправил ее. И я думала: «Призрак прислал мне книгу. Призрак хочет, чтобы я считала себя одинокой».

В конце концов мама призналась, что это ее рук дело.

— Ты получила книгу? — спросила она.

— Так это ты послала ее мне? — удивилась я. — Мам, зачем ты покупаешь мне такие книги?

— Мне кажется, тебе будет полезно ее прочесть, — ответила она.

Моя золовка, живущая в отдаленном районе Нью-Гэмпшира, посвятила свою жизнь заботе об умирающем ребенке, моей племяннице. Она, которая проводит дни в размышлениях о смерти, упомянула об этой книге во время нашего еженедельного воскресного телефонного разговора.

— Ты слышала об этой книге? — спросила она.