Владимир Авдеев - Страсти по Габриэлю

В грубой номенклатуре полутонов, не пуганных всамделишным светом, я различал неловкие композиции домашнего скарба, назначений которого я сейчас не в силах был осознать, и так было от комнаты к комнате.

Я искал ее.

Я искал ее. Во мне бушевал первоосновный рафинированный инстинкт жизни, взлелеянный и разогретый феноменальной уникальностью уже сложившегося. Новая дверь отозвалась на мои удары как свинцовый мыльный пузырь, надутый несколькими женскими испуганными стонами. Я выбил дверь с вопящих петель и за отлетающим в сторону куском изуродованной древесины увидел метнувшийся кружевной подол юбки. Все сменялось с мультипликационной ошеломительной быстротой и скрупулезной прорисованностью.

Беспечные стада граненых айсбергов прервали помрачительный бег разнузданной лавы, и клубы разноцветного пара обласкали мой пульсирующий в скупой агонии лоб.

Она стояла, прислонившись спиной к платяному шкафу, прижав одну руку к груди. Ее испуг был беззлобным и не низменным, хотя и неподдельным. Она взирала на меня как на нечто, в равной степени опасное и любопытное. Она совершенно не изменилась за те полтора года, что я не видел ее, ибо я не позволил ей меняться, властно вторгаясь в ее жизнь своим сверхтелесным нерукотворством. Я подходил к ней медленно и умиротворенно, как отдыхающий воин. В розовых стеклах моих очков поселилось нечто вроде огнецветной испарины, и мне пришлось снять их, сообщая лицу своему что было мочи удобопонятную человеколепность. Опустившись на колени, точно для совершения редкой молитвы, я неспешно поцеловал подол ее платья и видел, как она едва заметно подняла подбородок. Я рад, все идет именно так, как я хотел. Воздаю должное ее возвышенному предчувствию, ибо она внимает дыханию приближающегося к ней мифа, и, значит, я не ошибся в ней. В пограничных ситуациях человек полностью изобличается несколькими жестами. Бог устроил так для простоты чтения и учета душ.

— Пожалуйста, не волнуйтесь и не бойтесь меня, я не сумасшедший и не желаю вам зла, — говорил я, не вставая с колен, держа голос в узде и не отрываясь взором от ее фиолетовых глаз, ибо они и впрямь были фиолетовыми и без помощи моих розовых очков. — Постарайтесь поверить мне, потому что все, что я сейчас скажу, в высшей степени нелепо. Я не могу вдаваться в частности, я расскажу вам все позже. Итак, я люблю вас уже полтора года, люблю, увидев лишь один раз. И с тех пор как я увидел вас впервые, я вторгся в вашу судьбу, изменив ее коренным образом. Незатейливая Фемида уготовила вам участь вдовы бунтаря, а я хочу сделать из вас жену победителя. Я хочу жениться на вас и усыновить вашего сына, ибо Жоашен недостоин вас. И недостоин потому, что жив, а жив он благодаря мне. Это я предложил генерал-аншефу, распоряжавшемуся вашей судьбой, сделать из вашего мужа торговца, а не распятого Спартака. Потому что необычайное предложение было платой и за мою жизнь, которую я едва не потерял под стенами селения Y по воле все той же всемогущей нелепости. А желание перебороть судьбу, охочую до ненужного трагизма, и не идти покорно у нее на поводу как убойная тварь у меня возникло лишь тогда, когда я увидел вас.

Было видно, как она напряглась всем телом, больше прежнего унимая дрожь в груди, и, наконец, отошла в сторону, оставив меня как я есть, с признанием и на коленях. Таким образом, мы оба отдали должное жанру.

— И для этого вам понадобилось вытворять столько шума? — сказала она не оборачиваясь.

— Скажите, кому бы было лучше, если бы я бестелесным духом посетил тихую обитель безутешной вдовы? Я люблю вас и хочу жениться на вас, именно для этого придумал весь этот маскарад. Со мной пятеро моих бывших однополчан, вместе с которыми я воевал против вашего мужа. Я не требую вашего согласия, я умоляю вас лишь об одном: быть настолько снисходительной к моей человеческой слабости, чтобы избавить от необходимости применять силу, ибо ваш муж сейчас лежит связанным на первом этаже. Ни у меня, ни у вас не осталось выхода. Если мы предназначены друг для друга, в чем вы и я имели возможность убедиться, то у меня достанет силы довести начатое дело до конца. Меня зовут Габриэль. Позвольте узнать, как зовут вас?

Она повернулась ко мне, в глазах ее больше не было испуга, было нечто иное, что мне, очевидно, было не дано понять, как и любому мужчине при всей моей метафизической пронырливости.

— Октавия.

— И это будет история Габриэля и Октавии. Только на сей раз это будет не печальная история.