Александра Маринина - Дорога

Прошло немало времени, мужчина еще несколько раз ходил в магазин и возвращался то с напитком, то со сладким творожным сырком, то с маленькой круглой булочкой за пять копеек и завернутыми в грубую серую бумагу ста граммами сыра, но неизменно возвращался на свой пост, с которого так хорошо был виден вход в суд.

Наконец он снова увидел супругов Романовых в сопровождении пожилой женщины и понял: судебное заседание окончилось. Мужчина плохо знал процессуальную процедуру и решил, что суд уже вынес окончательное решение. Он подошел поближе к машине, чтобы услышать, о чем будут говорить Романовы и пожилая женщина. Он был уверен, что они собираются уезжать. Однако они и не думали садиться в машину, напротив, они стояли на крыльце и задумчиво что-то обсуждали, словно решали, в какую сторону им пойти. Мужчина постоял еще немного, потом высмотрел еще одну группу людей, толпой вышедших из здания, и подобрался поближе к ним, стараясь уловить хотя бы обрывки разговора.

Ему это удалось. Люди оказались товарищами по работе подсудимого, и они довольно громко пытались договориться, кто из них останется ждать оглашения приговора, а кто поедет домой или на работу. Оказалось, что закончилось только слушание дела, а теперь судья и народные заседатели удалились в совещательную комнату, чтобы обсудить и вынести приговор, который обещали зачитать через два часа, не раньше.

Мужчина крякнул с досады, сел в свою машину – неприметный грязно-красный «Запорожец» – и уехал. Появился он ровно через два часа, припарковал машину и снова занял все ту же скамейку. На этот раз он был без кепи, и куртка на нем была другая, темно-серая.

Вынесение приговора затянулось, и чем дольше из здания суда не выходили Романовы, тем сильнее нервничал мужчина. Он даже не замечал, что подносит ко рту давно опустевшую бутылку с минеральной водой, которую привез с собой. Он много курил, и вся земля вокруг скамейки была усеяна окурками, хотя в двух шагах стояла урна.

Увидев, как выходят Романовы, мужчина прошел через кусты и спрятался за деревом прямо рядом с их машиной.

– Кто же нас теперь кормить будет? – слезливо причитала пожилая женщина. – Ведь на тринадцать лет упекли! Еще какую-то особую жестокость придумали! Ларке-то только-только десять исполнилось, это ж еще шесть лет на материну пенсию ее содержать, пока она школу не закончит, а она даже работать не сможет.

«Значит, его посадили, – подумал мужчина. – Значит, все кончено».

– Еще рано отчаиваться, – сказал Романов. – Подождите, вот адвокат составит кассационную жалобу, и суд более высокой инстанции рассмотрит все материалы дела. Может быть, они придут к выводу, что вина Геннадия не доказана, и направят дело для проведения дополнительного расследования. А может быть, они решат, что суд вынес слишком суровое наказание, и дадут поменьше.

«Если дадут поменьше, то это ладно, – подумал мужчина. – А дополнительного расследования мне не надо».

– Генька тоже дурак тот еще, – продолжала сетовать пожилая. – Нет чтобы в последнем слове покаяться, попросить прощения, сказать, что он все осознал, про Ларку бы вспомнить, чтобы судью разжалобить, так нет, уперся в свое: я не убивал, ночью дома не был, ничего не знаю, я не виноват. Ну вот и получил.

Мужчина стоял за деревом и задумчиво смотрел вслед удаляющейся белой машине Романова. Он пытался осознать то, что услышал, и решить для себя, плохо это или хорошо.

Однозначного ответа у него не было.

19 июля 1980 года в Москве открылись Олимпийские игры, а 25 июля умер Владимир Высоцкий. Похороны Высоцкого состоялись 28 июля, как раз в день рождения Даши, которой исполнился годик. Родислав заранее обговорил с Любой эту дату: он хотел провести весь день с Лизой и ребенком. Но 27 июля, за сутки до дня рождения, в Академию МВД была спущена команда направить слушателей и адъюнктов на охрану общественного порядка в место проведения панихиды по Высоцкому, в место захоронения, на Ваганьковское кладбище, и по маршруту следования траурной процессии. Есть оперативные данные о том, что провожать в последний путь любимого артиста и поэта соберутся тысячи людей. Родислав пытался как-то договориться на кафедре, но ничего не получилось: лето, время отпусков, большинства адъюнктов нет в Москве, поменяться не с кем, а численность выставить надо.

– Ну вот, начинается, – недовольно сказала Лиза, когда он сообщил ей по телефону, что день рождения дочери ей придется провести без него.