Елена Стяжкина - Фактор Николь

…Раньше он называл их «немолодыми». Если совсем честно, он называл и считал их старыми. Годными для засолки огурцов, для командования ЖЭКами и учащимися младших классов, для проезда в общественном транспорте, для болезней уха-горла-носа, позвоночника и желудка. Годными для всего, кроме зачатия.

Все-таки зачатие – эстетический процесс. А на прием приходили седые волосы, варикозно расширенные вены, ожирения разной степени, не говоря уже о дистониях, гипертониях, пиелонефритах и гипотиреозах.

Бр-р-р… Никита Сергеевич глядел на них и понимал детей, которые не хотели идти в семью к почечно-каменной болезни. Потому что болезнь бы все равно взяла свое, оказалась бы на первом месте. Потому что, когда болит, не до детей…

«Дурак! – сказал ему Потапов-старший. – Ты не знаешь женщин!»

«Их никто не знает», – сказал Никита Сергеевич. Раз и навсегда сказал.

– А вы слышали стишок «Коль родился в воскресенье, будешь просто загляденье. День рождения среда – значит, ждет тебя беда»? – спросила больная (а кто сейчас здоровый?) журналистка.

Бессовестная, между прочим. Это нехорошо – записываться на прием с бесплодием, а приходить с диктофоном.

– Ага. То есть нет… Я родился в среду.

– И как? Беда? – Она почесала нос. С кончика немного обсыпалась пудра. Все лицо ее было кремовым, а кончик носа – чуть-чуть синюшным.

Никита Сергеевич пожал плечами. Вроде не беда… А если и беда, то не ему. Беда – Наташке, мужество – маме, все остальное – детям. Чужим.

– А если бы у вас был жених семнадцати лет, что бы вы с ним делали? – Почти два месяца Никита Сергеевич нагло пользовался служебным положением: лез в душу. Нет, он и раньше лез в душу. Но в тех, ранишних, предыдущих походах у него не было ничего личного. Попытка достать ребенка из души пациентки входила в методику. Это вообще-то был бренд клиники. Хотя Потапов-старший, как убежденный материалист, этой методики не признавал.

– Я не знаю. Любила бы его, наверное… Если жених. А не любовник… – сказала она и снова почесала нос, потом ухо, потом щеку.

– А в чем разница? – забеспокоился Никита Сергеевич. Забеспокоился – а вдруг чесотка? Все-таки он был врач, а не плейбой. Хотя Ирина Константиновна считала иначе.

– Я не хочу семнадцатилетнего, а хочу, чтобы он был старше. Мне будет грустно умирать, зная, что я оставляю его надолго, – сказала журналистка и замерла, глядя на портрет Льва Толстого. Он висел за спиной Никиты Сергеевича назло и вместо. Назло Третьему съезду гинекологов. И вместо портрета Президента. Никита Сергеевич считал, что у Льва Николаевича по части рождения детей получилось лучше, чем у Президента. И значит, с него можно было брать пример… – Я не хочу такого маленького, – извиняющимся тоном сказала журналистка.

– Ладно, – согласился Никита Сергеевич. – А еще вопросы есть?

Вопросы были. Обычные. Людям, читающим газеты, было интересно знать, как сочетаются потенция врача и ежедневный взгляд в разнокалиберные влагалища. Еще людям было интересно знать, могут ли у двух белых родителей родиться черные (желтые, красные) дети. Встречал ли он в своей практике сиамских близнецов? Не отлучили ли их клинику от церкви за аборты? Рождаются ли дети индиго фиолетовыми и как их можно от этого отмыть?

– Спасибо, – сказала журналистка и достала из сумки пудру.

– Ага, – кивнул Никита Сергеевич. – Скажите там, пусть кто по очереди следующий заходит.

Никита Сергеевич попросил дверь не сердиться и закрыться тихо. Он сказал двери так: «Понимаешь, люба моя, у них – такая работа… если ты ее сейчас прибьешь, будет только хуже. На ее место придут миллионы. А вопросы будут те же…»

Дверь сказала: «Ты очень нудный, Никита. Ты такой нудный и правильный, что я иногда сохну. В результате из меня потом дует…»

Она еще пожала плечами, эта нахальная дверь. Но закрылась и снова открылась тихо.

– В общем, это я, – сказала журналистка. – Не «снова я», а просто я… В смысле, она…

– Я понял, – тихо ответил Никита Сергеевич и закрыл лицо руками. Это было самое удобное. Упор локтями в стол, спина сгорбленная, упавшая, бицепсы – в напряжении, пальцы – в волосах, подбородок – в запястьях. У Никиты Сергеевича были большие красивые руки. В них можно было прятаться, носить младенцев и укрываться от невзгод.

– Я действительно хотела, чтобы он был старше…

– Да. Я понял…

– Я пришла сказать, что люблю вашего сына. Я прошу его руки. Согласна на ногу, пупок, ягодицы и глаза. А что бы вы сделали на моем месте? – почти не отрывая слова друг от друга, проговорила она.