Сергей Шаргунов - Птичий грипп

«А, ерунда! Чего-нибудь ему подкину» – очевидно, сообразил политик.

Начав новую жизнь, Иван стал терять орлиную внешность. Он был вынужден сменить мутный многолетний свитер на ладный темно-синий костюм функционера. Богемные ногти аккуратно остриг. Но взгляд его оставался прежним – грозой.

Думец дал Шурандину кабинет на улице Малая Никитская. Сотрудники из других кабинетов неодобрительно косились. В них рождалась смутная тревога: не грядут ли перемены, не набедокурит ли этот новичок, не ударит ли им по кошелькам?

Иван поместил в кабинет скандальную новеллистку, похожую на красный фонарь, и назначил ее секретаршей. За интернет-сайт новой организации стал отвечать уральский грустный прозаик. Сайт получился яростный, живехонький, состоящий из забавных лоскутков – стихов, памфлетов, первых вестей.

Как назваться?

Они обменивались бредом, пока не остановились на простом «За Родину!». Название обязывало сражаться, дорожить родной землей, и отчаянно кричать, распахивая рты… Так появился девиз – модернистская частушка: «Мы разгоним силы мрака! Утро! Родина! Атака!» Из последних трех слов сокращенно получалось: «Ура!» Фронтовое русское «ура», пахнущее мокрой глиной окопа, спиртом и еще чем-то сочным и горьким вроде раздавленных зубами ягод рябины. Раздавленных на бегу. Во время атаки… Штыковой …

У них была тайная, нутряная идеология – освежевать политику и освежить литературу, научить пацанов писать стихи, а усложненных поэтов – строить баррикады… Марсианский проект.

В типографии заказали стикеры – ярко-желтые наклейки с черными и красными буквами, звавшими прийти и вступить. Эти стикеры они лепили на улицах, в подъездах, в вагонах метро.

Вошли первые люди. Леонид Разыграев, тридцатилетний крепыш, приехал в Москву из сибирского Ангарска. Он открыл тут небольшое дело: поставил жену торговать мехом на рынке. В метро увидел наклейку «За Родину!». Боксер, восьмой ребенок в семье, раньше Разыграев был бандитом, и в спине, под лопаткой, у него сидела пуля. Залихватский, голодный до подвигов, он уже через день включился в работу. Шурандин назначил Леню начальником «отдела регионов». Как-то Леня показал альбом с фотографиями своей юности. Было много групповых снимков, таких, на которых в обнимку стоят по восемь-десять друганов. «Этот убит, этот убит, этому пожизненно дали, тоже пожизненно, в бегах, и этот убит…» – простодушным пальцем тыкал в лица Леня. Выходило, он единственный из той ангарской группы, кто избежал тюрьмы, бегства и смерти.

Пришел Федор, бывший певец, невысокий и плотный, хрипловатый и покладистый. В морщинистой, видавшей виды косухе. Он дымил трубкой. Показывал огромные пожелтевшие афиши, на которых он скалился между бородатыми Сциллой и Харибдой – слащаво-зловещим металлистом Пауком и вытаращенным очкастым рокером Летовым.

Явился Миша Боков, взвинченный, худощавый, лязгавший челюстями, громко выдававший речи с наукообразными словами, вдобавок с неправильными трогательными ударениями. Недавно он вернулся из армии, из танковой части города Дзержинска. В армии он служил офицером-добровольцем, до этого закончив МГУ и получив красный диплом физика.

Возник Степан Неверов, невысокий, полный, в черном пиджаке и белой водолазке, с темными лукавыми глазами и немного вытянутым носом. Но вместо того, чтобы помогать, он все время вызывал Шурандина на богемно-расслабленные разговоры. Молодые люди мешали в этих беседах «ты» и «вы».

– Вы можете помочь нам с расклейкой? – спрашивал его Иван. – У нас надо пахать!

Неверов лукаво хмурился:

– Лучше я один раз стану мучеником, чем тысячу раз пахарем. Я помогу вам как лишняя тушка, – хихикал он. – Вот когда меня повесят, будет вам пиар.

– Тушка – это вы очень верно подметили! – заводился Шурандин.

– А мне нравится, что у меня тушка. Разве я не похож в этой тушке на пингвина?

– А надо летать научиться! – возражал Иван. – Ты еще не в курсе: пингвины – это ласточки, только очень толстые? Займись спортом, Степан. Давай! С утра пораньше встал и обежал район – расклеил наши стикеры, глядишь, к полудню килограммчик сбросил…

Неверов качал головой и невразумительно хихикал:

– Ты мне, Ваня, нужен как писатель. Как ты сумел стать писателем? Как ты признание вырвал? Я стихи пишу и даже не рискую с ними никуда лезть. А с тобой общаюсь – и вера, вера в литературу пробуждается! И в шансы мои…

– У меня нет времени на треп! Работай или не дергай меня! – злым голосом сказал ему Шурандин.