Сильви Жермен - Книга ночей

Заметив ватагу крестьян, спешивших к его ферме, Виктор-Фландрен схватил волка в охапку, унес в амбар и запер.

Все мужчины поселка, некоторые даже с женами, стояли у ворот; едва они вошли во двор, как Золотая Ночь пошел им навстречу, объявил, что волк мертв и они могут расходиться по домам. Но крестьяне во что бы то ни стало хотели увидеть мертвого Зверя и бросить его останки собакам. Золотая Ночь отказался — еще, мол, рано показывать им волка, — и выставил за ворота.

Прошло несколько часов, уже давно стемнело, когда на дороге, ведущей к Верхней Ферме, поднялся оглушительный шум. Грохот кастрюль, горшков и котелков, в которые били палками, перемежался с воплями мужчин и женщин, нестройным пением, топотом и злобным смехом. Шум становился все громче, поднимался, как прилив; толпа с угрожающими криками шла на приступ фермы.

Взвыли и разлаялись собаки; услышав их, тревожно замычали коровы в хлеву. Мелани испуганно вскочила с кровати, обхватив руками высокий живот. «Они собрались нас ославить! — в ужасе воскликнула она. — Хотят проучить!» Золотая Ночь не сразу понял смысл ее слов. «Что мы такого сделали?» — недоуменно спросил он. «Нас не любят, — просто ответила Мелани. — Ты чужак, а женился на мне. Здесь так не принято. И потом, эта история с волком…»

Виктор-Фландрен встал, оделся и сказал: «Сиди здесь. Я сам с ними поговорю». — «Не нужно! — взмолилась Мелани. — Они все пьяны, их теперь злоба разбирает. Не станут они тебя слушать. Останься со мной, я боюсь!» — «Ну, а я не боюсь. Пойду к ним».

Озверевшая толпа уже ворвалась во двор и начала еще громче поносить Виктора-Фландрена и Мелани, не скупясь на самые гнусные ругательства и насмешки. Наиболее ретивые стали швырять камни в стены, окна и двери, выкрикивая угрозы и размахивая факелами. Они привели с собой старого осла, водрузив ему на спину, лицом к хвосту, чучело из соломы и тряпья, изображающее Пеньеля. «Эй, Волчья Пасть! — голосили они, беснуясь и гремя кастрюлями. — А ну, иди сюда, мы тебя выпорем, зверюга поганая, мы тебе хребет сломаем, падаль ты вонючая! Эй, эй, Волчья Пасть!»

Дверь распахнулась, и Золотая Ночь встал на пороге, в волчьей шкуре, накинутой на спину и ниспадавшей почти до пят. «Вот и я!» — сказал он. При виде его все смолкли, потом раздался глухой враждебный ропот, в нем звучали испуг и ненависть. «Это оборотень!» — закричали некоторые, отступая. Золотая Ночь пошел прямо на толпу. «Чего вам надо?» — спросил он. Но вместо ответа вновь послышались невнятные ругательства. «На осла его! На осла! — крикнул кто-то. — Обмажем его дерьмом, обваляем в перьях!» — «Держи, вот твоя шляпа!» — загоготал другой, швырнув Виктору-Фландрену драную, всю в нечистотах, корзину. «Проклятый оборотень! Смерть оборотню! Сожжем его! Спалим его!» — завопили третьи, и тотчас все хором подхватили этот призыв.

Но едва люди двинулись к нему в свете факелов, неровными сполохами освещавших их разъяренные лица, как осел бросился в гущу толпы, скинул со спины чучело и, обежав вокруг Виктора-Фландрена, умчался прочь бешеным галопом; никто не смог удержать его. «Ах ты, пес проклятый! — заорали крестьяне, — вон даже скотина и та тебя боится!» Однако им никак не удавалось подойти вплотную к Золотой Ночи: осел как будто очертил вокруг него невидимую границу, которую они не могли переступить. Тщетно все топали ногами, махали кулаками и рвались вперед — ни один из нападавших не в силах был приблизиться к Виктору-Фландрену. Тогда они с удвоенной яростью бросились на валявшееся чучело, насадили его на вилы и, водрузив среди двора, подожгли.

Соломенная кукла мгновенно сгорела, к великой радости зрителей. Но когда огонь уже померк, из кучи золы вдруг вырвались семь ослепительно-желтых языков пламени; они взвились в человеческий рост, изогнулись, как змеи, потом опали и мгновенно, семью огненными кометами, унеслись в ночной мрак.

Ярость крестьян тут же улеглась, как погасшее пламя; их обуял страх. С испуганным шепотом они медленно попятились к воротам. И в гробовом молчании, чуть ли не на цыпочках, покинули Верхнюю Ферму.

С той поры никто больше не осмеливался устраивать Виктору-Фландрену кошачьи концерты, но теперь к его прозвищу Золотая Ночь добавилось второе, злобное — Волчья Пасть.

Мелани родила осенью. Роды произошли вечером, в два приема. Все это время Виктор-Фландрен простоял за дверьми спальни, в темном коридоре: Мелани запретила ему входить, допустив к себе только трех деревенских женщин. Из комнаты доносились лишь их голоса, то тихо, то громко звучали приказы, советы и странные звуки, которыми они помогали роженице тужиться; весь этот гомон сопровождался непонятными шорохами и суетой. Безмолвствовала одна Мелани. В конце концов, Виктору-Фландрену почудилось в темноте, что три повитухи только для вида суетятся вокруг пустой кровати, а сами колдовскими чарами извели Мелани, заставив ее исчезнуть. И он яростно заколотил в дверь, требуя, чтобы женщины впустили его, но они упорно не открывали.