– Девки! – кричала прабабушка своим восьмидесятилетним сестрам и дочерям. – Совесть у вас где?! Скока можно хлыстаться ко мне? Вам на своих сотках сорняки полоть надыть, а вы все подолами трясете по деревне!
Но «девки» все равно ходили к нам «кажный вечер» и нетерпеливо ждали своей очереди петь в микрофон. На десятый день все песни кончились. Остались только похабные частушки, которые бабки тоже спели, дробно топоча запыленными пятками по чистым прабабушкиным половицам и выталкивая друг друга грудью в круг. Застенчивые девушки-филологи валялись под столом с кружевной скатеркой и нервно икали. Старушки потом долго отпаивали их чаем и откармливали пирожками. Через месяц филологи с магнитофоном, расцеловав всех старушек, уехали на автобусную станцию, прижимая к груди кулечки с пирожками и ватрушками.
И началась в деревне вроде бы прежняя жизнь, но мне она была уже не по вкусу. Тут я и решила тряхнуть старушками. Вечером над лавочкой висело объявление – «ВСЕМ! ВСЕМ! ВСЕМ! Сегодня будет концерт! Песни, частушки и Алла Пугачева! Исполняю я!»
Восторгу старушек не было предела. Все лучшие места были заняты задолго до начала концерта (сразу после возвращения стада).
Сильно хлопали мне после номера с шалью. Поясняю. На плечи накидывается шаль из кружевной накидки для подушек, выступающий становится в пол-оборота к публике и, отстукивая ритм ногой, начинает громко петь очень-очень грустную песню. Песня про казачку, которую мама долго не пускала гулять с ребятами, чтобы она не забеременела, а потом сосватала за старого-старого мужа. И теперь казачка грустит и хочет утопиться (в это время поющий голосит как можно громче, отвернувшись от зрителей и шалью вытирая потоки слез). Но в этот трагический момент молодая казачка откуда-то понимает, что скоро родит (откуда? и к чему такая срочность?). Конец песни загадочен – казачка все-таки умерла, с мужем вообще непонятно что стало, а влюбленный в нее парень молодой (неизвестно откуда появившийся к четвертому куплету) утопился с горя. К концу песни я, жалея всех умерших, сильно голосила и качалась, размахивая шалью. Старушки млели и шептали – «ну, чисто Алла Пугачева!». Тут я поняла, что пора менять репертуар и без перерыва начала петь «…ледяной горою айсберг из тумана выползает…»
Несмотря на то что все песни Аллы Борисовны я пела на одну заунывную мелодию и с подвываниями, старушки скинулись по 20 копеек мне на пряники и долго еще хвалили меня за талант.
Концерты шли ежедневно из-за жесткого гастрольного графика. Скоро меня должны были увезти, и я торопилась. К концу недели в карманах моей куртки скопилось мелочи на половину велосипеда. А мой репертуар пополнился еще десятком похабных частушек.
Я прижал ее к осине,
У ней стали губки сини.
Я прижал ее, притиснул…
Сам не стал, ребятам свистнул.
Когда мама приехала забирать меня из деревни, чтобы отмыть перед школой, я больше не интересовалась воровством яблок, рогатками и самокрутками. Я хотела только одного. ПЕТЬ!!!
После третьей же песни мама сдалась. Она отвела меня в музыкальную школу. Где мне предложили спеть что-нибудь «для знакомства с моим голосом». Я решила начать с веселого. С частушек.
На следующее лето меня почему-то отправили не в деревню, а в Брянск, куда переехала моя бабуля с Байкала.
После того, как я потрясла окружающих своими талантами в первом классе общеобразовательной школы, нужно было решать вопрос о смысле жизни. Уже наступил июнь, дневник с пятерками лежал в столе, а я все еще не прославилась. Год жизни прошел впустую! В музыкальную школу меня не приняли. Знакомыми родственникам мама печально говорила:
– Мне кажется, пение – не ее стезя…
– Но она же талантливая девочка! – удивлялись коллеги и родственники.
– Да, но музыкальной школе ее своеобразный талант не подошел.
Я немного гордилась, что у меня куча талантов, и все пыталась выяснить – какие именно мне нужно развить для славы. Мама горестно сдвигала брови и патетически вскрикивала:
– Тебе что – районной славы не хватает?! Ты хочешь, чтобы на меня весь город пальцем показывал?!
Но я не хотела известности даже городского масштаба. Я замахнулась на мировую славу! Я хотела, чтобы даже на самолетах Аэрофлота были мои портреты. Киркорова с его самолетом тогда еще никто не видел, так что реклама в небе первоначально была исключительно моей детской мечтой.
Читать дальше