Михаил Лифшиц - Почтовый ящик

И Сережа, на которого можно положиться во всем. Во всем! Взвалил на себя ношу и несет. Да и куда он теперь от двух детей денется? Будет тащить, человек верный. Нет, нет, в том смысле, что детей любит, к Тане привязан, к ним, родителям, хорошо относится. Ну, и есть за что.

Когда поняли, что будет второй ребенок, решились, что называется, на второго, Анна Петровна сразу заговорила об имени будущего ребенка. Когда сына назвали Генкой, она не возражала, свежи еще были воспоминания о трагедии, побаивалась трогать эту тему. Для Сергея было ясно, что сына нужно назвать как его отца. Но теща, видимо, имела свое, хоть и не высказанное, мнение. И вот настала пора высказаться.

Сидели на кухне, пили чай. Вдруг Анна Петровна ни с того ни с сего говорит:

– Если вы не назовете мальчика Андрюшей, я не смогу вам помогать, – сказала, поджала губы в ниточку и стала смотреть перед собой не мигая.

У Сережи лицо налилось красной краской, захотелось шмякнуть чашку об пол. Грозовую обстановку разрядил Гендос.

– Не хотю быть Андлюсей! – сказал он.

Все прыснули со смеху. Сережа одел сына и ушел с ним гулять.

Дело на этом не закончилось, Анна Петровна обрабатывала Таню. Сама теща при Сереже молчала, а Таня теперь время от времени затевала разговор.

– Правда, давай назовем Андреем. Гена в честь твоего папы. Я же не возражала. А Андрюша – в честь моего, – говорила Таня и думала: «И еще в честь одного человека, о котором никто никогда не узнает».

– Родим – поглядим, – отшучивался Сережа. – На кого будет похож, тем и назовем. Вдруг окажется, что он вылитый Акакий.

– Какой Акакий? – пугалась Таня.

– Башмачкин. Нет, Церетели, – отвечал Сережа.

– Ты шутишь? – спрашивала Таня.

– Нисколько. А вдруг девочка родится? Назовем Таней. Будет Татьяна Татьяновна.

– Татьяна Сергеевна? Неплохо… Нет, две Тани – не годится. Хотя твое желание назвать дочь в мою честь для меня лестно, – говорила Таня и думала: «Как все-таки он меня любит!»

Родилась девочка. Таня вернулась домой величественная, гордая, ведь всех осчастливила. Перепеленали и накормили девочку, уложили в кроватку, пошли на кухню отмечать событие, но Анна Петровна не вытерпела и повела Таню посмотреть на приданое, как она все приготовила и устроила. Таня поглядывала на это хозяйство рассеянно, ведь не ее забота. Но вдруг беспокойство проснулось в ее душе. Показалось, что она там мучилась, рожала им ребенка, а они тут блаженствуют за ее счет. Зло спросила: «Сколько пеленок?» и тут же отчитала мать: «Я так и знала, что ничего не будет приготовлено!» Анна Петровна побледнела от несправедливости и в минутном отчаянье бросила руки вдоль туловища.

Девочку назвали Анастасией, так звали мать Андрея Прокофьевича. Сережа согласился, имя хорошее. Только, Борисовы звали девочку Настей, а Сережа – Асей.

Рождение дочери очень возвысило Сережу в собственных глазах. У него двое детей, сын и дочь, Гендос и Аська! Ни наука, ни должности, ни деньги, ни сознание своего растущего мастерства – ничто по величию не могло сравниться с этим праздничным обстоятельством: сын и дочь.

– Внимание! У меня объявление! – громко, на всю лабораторию, сказал профорг Ваня Лопухин. – Всем к Пасхе…. ну, ладно, к Красной Горке принять социалистические обязательства на второй квартал! Не снижайте наши показатели в борьбе за квартальную премию!

– Лопухин, я тебя не понимаю! Коммунист, а в Бога веришь! – отозвался со своего места Царьков.

– Я верю не в Бога, а в куличи и яйца, – весело ответил Ваня.

– Правильно Виталий говорит! – сказал Толя Гуржий. – Лопухин – профорг, а фамилия у него дворянская. Я подозреваю, что он – внебрачный правнук царевича Алексея.

– «Профорга» не трогайте, обсуждайте его просто, как «царевича», а то Ваня не согласится на следующий срок переизбираться! – с неподдельным страхом воскликнула Валентина Михайловна.

– Мы должны подходить принципиально и не думать о своем благополучии. Раз Лопухин из царской семьи, то надо его из профоргов вычистить, – вступил в разговор Валера Полоскин. – Будем без профорга. Или изберем Царькова, а с Ивана-царевича за это бутылку стребуем…

– Нет, не выйдет, Царьков, наверное, сам из царской семьи, тоже фамилия не того….– отмел его предложение Гуржий.

– У вас все ха-ха, а нельзя говорить: «соцобязательства – к Пасхе», – уточнил свою мысль Царьков.

– Но он же сказал, что можно и к Красной Горке… – ответил Полоскин.