Михаил Лифшиц: Любовь к родителям

Семья наша покрепче стала на ноги. Отец работал международным обозревателем газеты "Советская Россия", должность красиво называлась, но в загранкомандировки его не посылали. Мама перешла в детский сад под окнами новой квартиры – отец указал на этот детсад и сказал: "Ты должна работать здесь". Мама дождалась вакансии и перешла вместе с Алешкой. Детский сад оказался хороший, минздравовский, с дачей.

Мама стала настоящим педагогом и начала писать о детях и о семье. В первом ее произведении рассказывалось о дне рождения сына, о волшебной палочке, которая выполняла любые желания именинника, о том, что мама действительно устраивала на наши дни рождения. Этот рассказ в журнале выловили из общего потока редакционной почты и напечатали. Никакой протекции папа составить не смог. Мама пробивалась благодаря своему таланту, правда, отец не оставлял ее советами, поэтому теперь, через тридцать лет, мама любит порассказать о редакторском даре отца.

Постепенно мама приобретала имя – по радио ее рассказы читал Николай Литвинов, ее печатали «Известия», "Советская женщина", «Крестьянка», "Работница" – самые лучшие издания того времени. Интересно, что жена моя запомнила, как школьницей слышала по радио любимый мамин рассказ "Остров Слоновой черепахи" в исполнении Литвинова: " Где-нибудь, на каком-нибудь там Занзибаре или Мысе Доброй Надежды…" Печаталась мама под псевдонимом, после первых публикаций в «Известиях» ее попросили выбрать себе псевдоним.

Естественно, что мама ушла из детского сада и стала корреспондентом на договоре журнала «Крестьянка». Это означало, что зарплату ей не платили, и на службу ей ежедневно не нужно было ходить, но она ездила в командировки и получала гонорары. Зато она могла обслуживать мужа и двух сыновей, да и денег зарабатывала больше, чем в детском саду.

Конечно, обладая ярким пером и многочисленными талантами, мама не смела возомнить, что она на что-то способна без папани.

– Садись и записывай! – возглашал отец, указывая дланью на обеденный стол в большой комнате, в точности как Юрий Долгорукий указывает на Москву, которую, говорят, не он основал.

Папа объяснял маме, что в областном городе главный – обком, а в районном – райком, но если город областного подчинения, то райком городом не занимается, тогда главный в городе – горком, а так как мама едет в деревню, то ей все равно нужно в райком. Обращаться следует к третьему секретарю, так как он "по идеологии", но в отдельных случаях нужно идти к первому и так далее. Мама записывала и восклицала:

– Как я тебе благодарна, как ты мне помогаешь.

Отец от этого еще больше надувался и обзывал маму тупицей, если она что-то не сразу понимала или не успевала записать.

Бывало, что я, попросив разрешения, сидел рядом и немел от восхищения – как значительны и умны были мои родители.

На самом деле отцовские указания были среднего качества, но расплачивалась за его ошибки мама. Так, однажды маме нужно было зимой ехать в глухую деревню в одной из поволжских областей. Выбрали они с отцом по карте ближайшую станцию, потом ближайший городок, в который со станции, наверняка, ходит автобус, а от городка до деревни было километров пятьдесят, так что, скорей всего, можно было добраться. На практике оказалось, что этот городок и искомая деревня принадлежат разным областям, и регулярного сообщения между ними нет. Маме не хотелось возвращаться и заезжать в деревню с другой стороны, из нужной области. Поэтому она нашла попутчиков – двух мужиков на тракторе с привязанными тросом санями, на которых была установлена будка. Договорилась за две бутылки – одну сразу, одну по приезде на место. Мороз был двадцать градусов, трактор тащился медленно, каждые полчаса останавливался, и мужики шли вдоль троса к саням и требовали вторую бутылку, на что мама отвечала: "Не дам!" – и трактор тащился до следующей остановки. Мама добралась, собрала материал и потом весело рассказывала про это приключение. Ей даже в голову не пришло укорить чем-нибудь всезнающего отца.

Мы с братом знали, что у нас есть бабушка и дедушка, мамины родители, тетя Зина, мамина сестра, еще дядя, папин брат. Этими сведениями и ограничивалось для нас с братом понятие «родня». На всех родственников мои родители были обижены, отношений не поддерживали, и мы выросли с сознанием, что родственники у нас чисто номинальные. Помню, как-то с друзьями мы приехали в Питер, и я повел всю команду к тете Зине. Она нас радушно встретила, накормила, и мы ушли. Красота Зины, ее мужа и их детей произвели яркое впечатление на всех, и мой друг Яковлев вымолвил на улице: