Родион Белецкий - Обручальные кольца (рассказы)

— Ты чего здесь сидишь? — спросил он громко.

— Тише ты! — прошипел Гена.

Митя перешел на шепот:

— Что случилось?

— Твой друг заснул, — ответил Гена. Содержание сарказма в его голосе превосходило все допустимые нормы.

— А чего ты его не разбудишь? — задал Митя резонный вопрос.

Это окончательно вывело Гену из себя. Он спрыгнул со стиральной машины и стал наступать на Митю, выдвинув подбородок вперед.

— А зачем ты его сюда приволок вообще? — О сохранении тишины Гена не забывал. Говорил шепотом.

— Он мне помогает. Ты чего имеешь против?

Человек всегда чувствует, когда ему стоит закрыть рот и промолчать.

Он прекрасно понимает, что слова его все испортят. Но он все равно продолжает говорить, словно желая проверить, а действительно ли все будет так нехорошо, как он предполагал, или еще хуже.

— Что я имею против? А против я имею вот что! — Гену уже ничего не могло остановить. — Нечего ко мне в дом всяких уродов таскать. Ясно?!

— Ясно, — согласился Митя. Он всегда со всем соглашался, лишь бы от него отстали, но Гену это не устраивало:

— Ты достал меня своей простотой! Надоели твои приколы! Я тебя видеть уже не могу!

Митя слушал брата с полуулыбкой, смотря куда-то поверх Гениной головы. Казалось, ему все было нипочем. Тогда Гена поднажал:

— Ты сколько в церковь свою ни ходи, один хрен — недоделком останешься, ясно тебе? Ты, прежде чем душу спасать, подумай, как твоим близким с тобой приходится! Богомолец, блин!

В этот момент Гена понял, что Митя сейчас даст ему в челюсть, но брат повел себя неожиданно. Он молча повернулся и зашагал прочь.

— Подожди. Подожди!

Но Митя не остановился. Он ушел, а Гена остался. Догонять брата не стал. Постоял, слушая звук уезжающего лифта, затем громко, в голос, выругался и захлопнул входную дверь.

— А я еще очень люблю про секты читать, — сказали сзади.

Гена сильно вздрогнул и выронил блюдце из рук. Оно упало, но не разбилось. Гена повернулся. Перед ним стоял Виталий, руки по швам, хитро щурился, словно хотел сказать что-то важное, но не говорил только лишь потому, что надеялся, что Гена сам все поймет.

— У вас нет такой книги? Про мормонов или про молокан? — добавил Виталий совсем уже каверзным тоном.

Тут Гена не выдержал.

— Вам чего здесь надо, а?! — взорвался он. — Машину стиральную? Я ее не отдаю, ясно? Так что до свидания, ясно или не ясно?

— Ясно, — сказал Виталий весело. — Спасибо за чай. Простите, если что не так.

Уходя, Виталий аккуратно прикрыл за собой входную дверь, а перед этим вполне серьезно поклонился хозяину.

В квартире стало тихо и пусто.

Чувствовал себя Гена отвратительно. Появилась неоправданная слабость, как после болезни, и еще что-то. Это был даже не стыд, а признание того, что все бессмысленно в его жизни, и понимание, что именно в таком состоянии человек и решается на убийство или на что-то в этом роде, потому что терять ему уже нечего.

Гена вернулся на кухню и сел на табурет, на котором умудрился заснуть Виталий. Каждое движение давалось ему с трудом. Он протянул руку и взял со стола рулон серебряной фольги. Отрывая от нее небольшие кусочки, Гена принялся сворачивать из фольги тонкие трубочки. Была у него такая дурная привычка.

Муж Гели зарабатывал довольно много. Так, что на жизнь хватало да еще и оставалось.

Геля любила листать цветные журналы и ходить по ресторанам и кафе.

Там она подолгу сидела, пробовала понемногу незнакомые блюда и думала о том, как все-таки удачно она вышла замуж. А ведь до этого ей с мужчинами не особенно везло. Был, например, один, который прямо во время секса спрашивал: «Хорошо тебе?»

После еды Геля доставала зеркальце и вооружалась зубочисткой. Второй год она носила брекеты, выправляла зубы.

Геля никогда не посещала одно и то же место два раза. Каждый раз это было своего рода приключение, каждый раз салат «Цезарь» имел свой индивидуальный вкус.

В тот день она обнаружила новый ресторан, который, впрочем, сильно смахивал на кафе. В ресторане было мило. Но одна официантка вывела Гелю из себя. Начать с того, что она не подходила к ее столику целую вечность. Хотя еду на соседние столики носили постоянно.

Наконец, когда Геля очень-очень строго посмотрела на группу болтающих друг с другом официантов, к ней направилась девушка с азиатской внешностью и с плохо выбеленными волосами. Девушка небрежно положила или, можно сказать, бросила меню на стол.

— А побыстрей нельзя было подойти?