Сергей Кузнецов - Двигатель торговли

— Стул сломал, падла! Ну, что же ты, а? А что, если я ножку этого стула вобью тебе в задницу, а? — приговаривал рыжий, разматывая ленты скотча. — Ну, что ж, придется тебя теперь укокошить… Я думал, ты еще поживешь немного! А ты… Сам виноват! Не все ты еще попробовал в этой жизни, паря, ой не все… И уже не попробуешь… Никогда… Жаль мне, конечно, тебя немножко, да ведь ты ни жену мою покойную, ни меня не пожалел… Почему же я тебя жалеть-то должен? Нет во мне ни капли жалости к тебе, паря! Нету! А ведь она так хотела жить… Так хотела!.. О ребеночке мечтала!..

Рыжий отпустил стул. Фигуров с приглушенным вскриком снова упал на холодный грязный пол и, словно полудохлый таракан, остался лежать, боясь пошевелиться. Похоже, что рыжий мучитель его не видел. Он стоял, точно плети повесив руки со вздувшимися венами, и тупо смотрел прямо перед собой. Лицо его вмиг осунулось и почернело. Под глазами обозначились темные круги. Глаза покрылись масляной пленкой, как у наркомана. Обгоревший на солнце нос с горбинкой подрагивал. Он вспоминал.

— Пришла как-то из больницы — она у меня санитаркой работала… Щеки словно огнем горят, глаза аж будто счастьем святятся, и щебечет: «Смотри, какое лекарство — новое, дефицитное, говорят, эффективное очень! Это наверняка мне поможет! Будет у нас с тобой ребеночек, будет! И мальчик, конечно, мальчик! Маленький такой, розовенький, пузатенький, и с крошечной такой пипочкой! А голосистый какой будет! Пищать будет, кричать будет: „Ма-ма!“ Или нет — „па-па!“ Они все так начинают. Ты мне будешь помогать пеленочки стирать, с малышом возиться нашим, мы его Васенькой назовем — в честь отца твоего, он такой боевитый был, ни одной девке проходу не давал, вся грудь у него в орденах и медалях была, помнишь? И наш таким же будет. Вырастет большим-большим, всего-всего в своей жизни добьется. Справедливым будет и честным. И богатым, обязательно богатым. Нам с тобой будет гостинцы возить, когда мы с тобой старенькими станем. Мы будем альбомчики перелистывать со снимочками пожелтевшими, доживать свое, как говорится, а он нам будет с тобой помогать, на машине своей возить роскошной, продуктами кормить разными деликатесными… В общем, все у нас будет, как у людей, даже лучше! Лекарство это ведь в телевизоре рекламируют… Видел, небось? „Фаталборн“ называется… В Америке делают ихней… Да как же не видел-то? Видел! „Будет вам сосновый бор! Будет чистый воздух гор! Будет ребятишек хор! Если примешь „Фаталборн“!“ Ну, что, вспомнил?» Говорила она так, говорила, а пару таблеток этого твоего «Фаталборну» приняла, и сразу же вся жизнь из нее будто вышла… Лежала уже и молчала, глядя перед собою прямо в потолок. Это хуже всего, когда молчат… Но я-то читал в ее глазах вопрос: «За что? За что же меня? Ну, за что?» Промучилась она двое суток, а на третьи умерла… Как же так — работала, жила, мечтала о ребеночке малом, и так вот вдруг раз, и нет ее? Я в ужасе, жить не хочется, а крутиться надо с этими похоронами, ну, чтобы похоронить ее достойно. Если бы не заботы эти, я бы точно на себя руки наложил. А похоронил ее, стал дальше жить, без нее. И жизнь бы, наверно, пустой стала и никчемной, если бы не хотел я разобраться со всем с этим… Я с таблеточками твоими в экспертизу, а там мне и говорят, что в таблеточках этих содержатся смертельные вещества и что, кроме нее, от них уже несколько человек погибло. Таблеточки эти сразу изъяли из продажи, ну, и говорят, что никто будто бы в этих смертях не виноват: ни те, которые изготавливали, ни те, которые рекламировали, ни те, которые продавали. Диверсия это будто бы чеченских или каких-то там еще террористов… А кто же будет отвечать-то за смерть моей Клавки, кто?.. Кто же виноват-то тогда в том, что ее не стало?.. Кто?..

Рыжий замолчал. Фигуров замер и лежал, ни жив, ни мертв, боясь даже вздохнуть.

— Ты!..

Фигуров вздрогнул. Воспаленными глазами он увидел направленный на него пожелтевший от никотина указательный палец.

Лежащий на нечистом полу Партоген Фигуров замотал головой и замычал, силясь что-то сказать. «Тебе последнее слово, падла!» — устало и совсем без злобы сказал рыжий, отрывая пленку от его рта.

«Вы говорите, сто это я виноват в смерти вашей жены, — дрожащим голоском произнес Фигуров. — Да, я виноват! Но если бы я знал, сто поступаю неправильно… сто призываю покупать людей отраву… Если бы я знал… А то ведь я думал, сто это действительно хоросее лекарство, которое принесет только пользу. Ну, откуда мне было знать, что это яд? Откуда? Нет, я признаю, что я виноват, но я ведь не знал… Я думал, что это действительно хорошее лекарство…? Да заткнись ты! — оборвал его рыжий.? Не убивайте меня! Ну, не убивайте меня! Я ведь действительно нисего не сделал. Я ведь просто выполнял свою работу. Мне заказали — я сделал. Мне ведь тоже нузно как-то себе зарабатывать на хлеб. Это бизнес такой рекламный… Но я прошу у вас прощения… Да, я виноват… Это все гадость… Эти батончики „Кинг“, эта „Сепсис-кола“, жевательная резина со вкусом „Сперминта“… Это дрянь, дрянь!.. Но не я завалил прилавки магазинов этим дерьмом! Поймите! Если бы люди это не покупали, все это не везли бы к нам!..? Они бы не покупали, — мрачно заметил рыжий. Тон, которым были произнесены эти слова, был безоговорочным тоном палача. Приговор вынесен и обжалованию не подлежит. Осталось только привести его в исполнение.? Да, отчасти в этом виноват я… Да! Я снимал ролики… Но я зе никого не заставлял это покупать!..»