Станислав Буркин - До свидания, Сима

— У меня есть выбор?

— Выбор есть всегда.

— В чем заключается суть этого сотрудничества? — немного подумав, спросил я.

— Для начала вы должны будете закончить выполнение своих обязательств перед другой стороной.

— Каких именно? — спросил я, напряженно соображая, есть ли возможность реально использовать этот шанс для спасения.

— Вы сделаете все необходимые фотографии и отошлете их Грацу, после чего получите от него свои фунты, а от нас кое-какое поручение.

— После выполнения этого поручения я смогу считать себя свободным человеком?

— Вы же едете в свободные края, — удивился он. — Как мы можем помешать вам быть свободным на той стороне? Итак, вы даете свое первоначальное согласие?

— Что я должен буду делать? — спросил я.

— Это все детали, — отмахнулся москвич. — Прежде всего нам с вами нужно позаботиться о том, чтобы вас отсюда вытащить. Если вы дадите свое предварительное согласие, то вы можете быть свободны, — он великодушно указал на улицу.

— Я согласен, — более не раздумывая, ответил я.

— В таком случае, — солнечно заулыбался Анатолий Вадимович, — вы можете быть свободны.

Я встал, и он проводил меня на улицу.

— Позаботьтесь выполнить свои прежние обязательства в срок, — наставительно сказал он мне, махая рукой.

Выйдя в город, словно на свободу после пятилетнего заключения, я побежал на троллейбус, чтобы немедленно ехать домой.

Всю дорогу я думал, как объяснить дома свою пропажу, но на месте оказалось, что меня никто особо-то не искал. Решили, что я просто забыл предупредить, что переночую у друга.

В ящике было новое сообщение, в котором Джек (если это был Джек) менял тон разговора и в ультимативной форме заявлял, что если я в течение восемнадцати часов не выполню задание, они будут вынуждены разорвать со мной все договоренности и применить санкции.

Сначала я дернулся, чтобы сделать снимки, но потом меня озарила смутная мысль: а что, если они специально выпустили меня доделать дело, чтобы взять с поличным? Ведь на этот раз камера со снимками будет у меня в руках. За поимку настоящего шпиона их наверняка всех бы повысили, а без камеры их достижение не выглядело бы таким убедительным. Тем более с чего бы это они мне разрешили передавать западной разведке стратегическую информацию. Они ведь и сами вряд ли имеют на это право.

Ночь была глухой и пустынной. Сквозь бледно-серую пелену туч просачивались желто-масляными пятнами три звезды, а по улицам томленым чадом стлался морозный туман, и дома вдоль улиц казались мертвыми мастодонтами. Я без спросу взял старую папину «Волгу» и добрался до северского берега Томи к четырем часам утра и около часа искал лодку, под которой спрятал лыжи и камеру. Когда я сугробами устремился с аппаратом к мосту, небо над другим берегом было уже почти белое, горизонт светился узкой фиолетовой полосой, но потом свет бледнел, серел и растворялся в сумеречной зимней гуще ночного неба с тремя тусклыми звенящими в морозном воздухе звездами. Под этими безразлично мерцающими точками я остановился, остановился и мост надо мной, и мы с ним услышали, как где-то вдали громыхает поезд, отзываясь в бездонном небе. Северный полурассвет был морозный и безветренный.

Первое, что пришло мне в голову, когда я оказался под гнетущей конструкцией, это то, что я дурак и что нужно было выйти под мост с муляжом. Вдруг меня еще раз арестуют. Но было уже поздно, и я стал делать одну за другой фотографии в ночном режиме, как меня научил Кеннет в Бристоле.

Сделав около полусотни снимков, я вскарабкался по насыпи к шоссе, осилив крутой заснеженный подъем, и пошел по пешеходной части моста, время от времени заглядывая в пропасть за перилами. Я шел очень долго. Поднялся ветер, он замораживал слипающиеся глаза и резал и колол щеки как кинжалами. Минут через десять меня напугала «Газель», медленно проехавшая по бледному обледенелому асфальту. Наконец я увидел лестницу, обнесенную скелетом из полукруглых металлических реек. Интересно, зачем делают эти ребристые туннели вокруг лестниц? Наверное, чтобы человек сильнее переломался в момент падения.

Сделав пару фотографий со стороны, я посмотрел на лестницу сверху. На входе лаз был опутанный паутиной из ржавой колючей проволоки. Я сфотографировал преграду, закинул аппарат в рюкзак, надел вязаные перчатки и, как Роберт Джордан, полез через перила под мост. Голова у меня закружилась, и я озадаченно подумал о том, распластаюсь ли я на снегу или пробью лед, падая с такой высоты.